– Нет, я настаиваю на ценности каждого, начиная с тех, кто рядом со мной, и до кого моя защита может дотянуться. Я не доверяю вашим хвалёным ритуалам, и вы оба уже натворили бед по вине самоуверенности, которая диктовала вам, что вы идёте в нужном направлении. А на самом деле вы принимали отражение луны за саму луну. Поразмыслите же, нет ли других вариантов?
Тонкие, как струны арфы, серебряные лучи-стрелы слетали с ладоней Ишки, метя Старатосу в лицо, плечи, торс. Он отбивал их взмахами, создавая на секунду стихийную преграду – то алую огненную, то голубую водяную, то вихрящуюся белую воздушную. Ага, уже воспринял её всерьёз и экономил силы.
– Ничего не случится! Пожалуйста, расслабься! Мы со Старатосом два круглых дурня, я согласен, но Анклав – не сборище любителей, ты можешь на них положиться! – взмолился Ричард.
И это он-то, всегда державшийся независимо от центральной организации алхимиков, вдруг пустился их отстаивать. Сюрприз, но не слишком-то и большой. Ричард держался наособицу и присягал на верность только самому королю, но Анклав всегда восхищал его, что Ишка прекрасно помнила.
– Но допустим, только допустим, они ошибутся. Чуть-чуть. Это не обрушит город и даже не разнесёт здание… Только убьёт одного мальчика. Не повезло, в экспериментах и не такое бывает, – слова Ишки сочились иронией. – Ты, Ричард, обратился к тёмной алхимии, возомнив, будто со злом можно бороться только другим злом, и надеясь, что спасение товарищей и всей страны искупит твоё прегрешение. Ты, Старатос, свёл в могилу немало людей, думая, что малые жертвы допустимы во имя большего блага. И оба вы пришли в ужас от содеянного и покаялись. Так почему же вы теперь наступаете на тот же капкан? Или вы попросту лицемеры, которым нравится чувствовать свою власть, статус, право решать, как и с кем поступать? Милосердие, чуткость, внимание к деталям и уважение к жизни начинаются не с города, не с посёлка и даже не с десяти человек. Дело в каждом – взрослом и ребёнке, мужчине и женщине.
Мужчины пристыженно переглянулись. Старатос прекратил попытки нападать на Ишку, он примирительно вскинул обе ладони в известном по всему миру без пояснений жесте беззащитности и сдачи. Было отчётливо заметно, что Ишка по-настоящему глубоко задела его за живое.
– Подождите!
Ишка вздрогнула и обернулась. Ванни бежал к выходу. Вот он кинулся из дверей, проскочил мимо неё, спустился по ступенькам.
– У меня ведь есть право голоса, так? Я могу решать за себя?
– Да, конечно, – кивнула Ишка, уже почуяв, к чему он клонит.
– Тогда я иду. От меня никогда не было никакой пользы, и я сделал плохо тем, кому обязан рождением. Тем, кто и так едва сводил концы с концами. Может быть, теперь у меня наконец получится дать другим что-то хорошее, – торопливо и сбивчиво объяснил мальчик.
– Но ведь ты… ты можешь не вернуться, – вполголоса проговорила Ишка.
– Я понимаю. И солгу, сказав, что мне не страшно. А что, если у меня не будет другого шанса проявить себя? Что, если моя жертва поможет?
– Не будет никакой жертвы! – пылко воскликнул Ричард.
– Тогда я точно готов и хочу.
Ишка опустила было взгляд, но тут же устыдилась своего малодушия. Ванни вёл себя как герой в этой удивительной простоте. И она снова взглянула на него – с гордостью, показывая, что всегда поддержит его и примет любой выбор. Ванни боялся, в нём боролись множество сомнений, но только глупец или безумец вели бы себя иначе на его месте. Он справлялся с обуревавшими его эмоциями и не шёл на попятный – это главное.
Глава 10