Гексаграмма: Колодец времени

Домой… Ванни поймал себя на том, что и впрямь способен назвать особняк ди Гранелей домом. Дом – не место происхождения, это безопасность и уют, то, к чему лежит душа, то, где тебя ждут. Благодаря тому, что леди Ишка приняла его, Ванни впервые ощутил себя нужным, а не лишним ртом, обузой и мусором, занимающим пространство. К нему никто никогда не прикасался так, как она – безо всякой особенной причины, не для удара, и не чтобы он успокоился и послушнее выполнил следующий приказ. С ней ему не приходилось стараться быть как можно меньше, тише, незаметнее, и он не чувствовал, что каждый съеденный кусок хлеба вменяют ему в долг, и долг этот придётся отработать сторицей. Ванни стало интересно жить, он ожидал будущего как сюрприза и множества возможностей.

– А что именно вы пытаетесь найти? – шагая рядом с леди Ганиш, спросил он так свободно, словно разговаривал с подружкой-ровесницей на дворе, разве что обращение более вежливое и осторожное.

Показная беззаботность, конечно же. Всё внутри продолжало кричать об опасности и метаться, не находя ни малейшего облегчения ни в чём, даже в уверениях окружающих, что они искренне желают ему лишь добра.

– Того, кто выставил тебя виноватым в том инциденте, – без обиняков ответила женщина. – Извини, но я не верю, что ты сам по себе дошёл до того срыва. Алхимия, которую ты применял… это уровень высших адептов. Новичок даже на пике эмоций не справился бы с таким. Кому-то было выгодно, чтобы дело посчитали закрытым, когда забрали тебя.

– Но я просто нашёл в себе эту силу. Она вдруг начала плескаться во мне, и осталось лишь излить её. Сначала я пробовал понемногу, но потом решил, что мне незачем сдерживаться.

– Как раз это и подозрительно. Просто нашёл – не объяснение, – пояснила Ганиш. – Всё это напоминает мне управление на расстоянии. Кто-то тщательно спланировал эксперимент. Тот, кто знал, что расследовать приедут люди из столицы, и заранее приготовил себе маску. Ты сыграл роль этой маски.

– Но почему вы решили, что истинная преступница – та девушка? – спросил Старатос.

– Очевидно ведь. Она держала руку на пульсе происходящего. Явилась убедиться, что её ловушка захлопнется как надо. А вы и проглотили её крючок. Представляю, как она веселилась.

Ванни поёжился. Осознавать, что из тебя сделали слепую марионетку, неприятно, однако, это лишь прибавило ему рвения докопаться до правды.

Ганиш завела Ванни в комнату, похожую на личный кабинет. Письменный стол чёрного дерева, кресло, несколько книжных шкафов, забитых до отказа, и чертежи на стенах. Похожие были на картинах в коридоре, ведущем в лабораторию Старатоса, но в сравнении с этими его изображения были примитивными, как сочинение первогодка против эссе выпускника школы. За столом занимался ассистент и помощник наставницы, он морщил лоб, вникая в столбцы разноцветной вязи символов на странице древнего трактата.

Жестом приказав всем остальным, включая этого юношу, моментально вскочившего при виде госпожи, отступить к стене и тем расчистить ей место, Ганиш поставила Ванни в центре, где на каменном полу была выбита неизвестная ни Старатосу, ни Ричарду гексаграмма. Старатос бывал здесь во времена ученичества, но заметил её только теперь – прежде считая лишь частью общего орнамента. Он не узнавал ни одной черты в ней, и, вероятно, потому и не распознал как основу для алхимического ритуала.

А, судя по приготовлениям Ганиш, именно ритуал им предстояло провести. Степень её сосредоточенности, слишком серьёзная и мрачная, и застывшая на лице маска пугали – Ганиш словно обнаружила маячивший перед ней страшный призрак из прошлого, тянущийся костлявыми пальцами, напоминающий то ли о долге, то ли о грехе. Женщина словно бы намеревалась раз и навсегда покончить с неким давним и непримиримым врагом, ненавистным до каждой клеточки тела, до каждой капли крови и струнки души.

И Старатос понял. Алхимия выдавала даже надёжнее, чем походка или почерк. Не иначе как Ганиш сообразила, с кем они имеют дело, и столкновение с этой личностью у неё отнюдь не первое.

Ванни стоял с закрытыми глазами. Его щуплая фигурка казалась неуместно в таких обстоятельствах, и внезапно Старатоса прохватила жалость, а ещё – то самое интуитивное ощущение вопиющей неправильности, о котором говорила Ишка. Они щедро добавляли горького питья в чашу страданий этого бедного дитя, и с них непременно спросят, когда эта чаша переполнится. Искренне веря, что хотят как лучше, они всё равно что использовали его как разменную монету для решения своих проблем.

Бледный зеленоватый свет побежал по тонким желобкам гексаграммы, сходясь к центру, в одной точке, наполняя Ванни снизу вверх. Зрелище потустороннее, а сама процедура отдавала чем-то зловещим, угрожающим. Они словно приносили жертву сверхъестественным даже по их, постоянно взаимодействующих с невозможным, меркам силам.