Гексаграмма

— На мосту я лишь канализировал силу землетрясения, — весомо произнес Ал, — что касается печатей, их было достаточно в узоре моста — с той половины, что вела на земли Союза. Вы не обращали внимание?

Это действительно было так, и Чинхе замер на секунду, обдумывая.

— Неполные печати, — сказал он наконец.

— Да, — кивнул Ал. — Но форма моста уже имела место быть. Мне не нужно было прописывать ее в формуле. Поэтому неполные печати сгодились.

Скажите, а чем все-таки Дайлинь заслужила ваш приговор?

Чинхе смотрел на Ала по-прежнему без выражения.

— Сначала вы ее послали меня убить. Мне это не понравилось, вы это знали. Потом вы опять отправили ее ко мне. Зная, что почти наверняка она не уйдет от меня живой. Видимо, я оказал ей услугу, прикончив ее быстро: пожалей ее я, и вы отправили бы девушку на аналогичное задание. И в то же время вы продолжаете испытывать к ней чувства. В чем дело?

Чинхе ничего не ответил.

Ал не знал, что говорить дальше, поэтому замолчал. Потом, подумав еще немного, поднялся.

— Мне не о чем с вами говорить, Чинхе. Я собираюсь уйти и дождаться моих людей в городе. Вы можете попытаться задержать меня. Наверное, у вас даже получится, — Альфонс передернул плечами. — Мне уже ясно, что вы не дорожите связями с моим отцом, — он вовремя вспомнил, что ведь он считается Эдвардом Эллеком, сыном аместрийского гангстера, — но в дальнейшем тогда уж точно можете не рассчитывать ни на какие услуги с моей стороны. Кроме того, мне очень интересно, что скажет Нивэй? Ведь он рассчитывал на кое-какой небезынтересный для него обмен сведениями…

Несколько секунд Чинхе раздумывал, будто взвешивал что-то.

Ал размышлял, в каком случае этому человеку труднее его отпустить: если он убил его любовницу или если дал ей сбежать, спрятав от него?..

В любом случае, у него куда больше резонов пристрелить Альфонса, чем отпустить восвояси.

— Итак, — сказал Чинхе совершенно спокойным тоном, — может быть, обсудим дела, ради которых вы приехали в Син?

Ал чуть скривился.

— У меня нет настроения. Не сейчас. Лучше заеду на обратном пути.

— Вы рискуете меня обидеть.

Ал постарался иронично приподнять брови.

— А не кажется ли вам, Чинхе, что вы сейчас не в той позиции, чтобы торговаться?.. Вы наносите обиду мне и моей семье с момента моего прибытия. Так что сейчас я просто спокойно выйду за ворота и прогуляюсь до Цзюхуа. Судя по карте, тут недалеко. А к нашему разговору мы с вами вернемся через пару месяцев, в Шэнъяне. У меня там свои дела.

Чинхе поджал губы.

— Я предоставляю вам экипаж, как обещал.

Ал улыбнулся уголком губ.

— Ну вот это другой разговор, Чинхе. Может быть, еще с вами сработаемся.

«Все, — решил Ал, — из экипажа выпрыгиваю на ходу, вяжу охрану и добираюсь до Шэнъяна пешком. Он меня точно теперь убьет».

Из дневника А. Элрика

Я не верю в бога, загробную жизнь и духов. Когда мы с братом путешествовали, и он признавался в своем атеизме с готовностью морального эксгибициониста, они (безымянная толпа на пристани, прихожане в храме, потерпевшие в суде) обращались ко мне: «А как насчет тебя, Альфонс?»

Будто я, славный парень, должен был стать их последним прибежищем. Будто если я верил, все логические построения моего брата рассыпались в прах.

Но я не верил.

Я еще верил во что-то сверхъестественное, может, тогда, когда мы с братом накалывали пальцы над грудой мусора, который рассчитывали превратить в нашу мать. Я в глубине души верил, когда мы отправились на поиски философского камня — волшебной вещи, способной решить все наши проблемы. И Эд тоже верил, наверное, хоть и отрицал.

Но потом, когда я вспомнил, что за Вратами поймал собственную руку, и смотрел на Эда глазами существа из круга, вера ушла, как забывается сон после пробуждения.

Эд подтвердил лишний раз: существование души доказано, но мертвых оживить нельзя. Душа живет, пока живет тело.