Гексаграмма

— Мы мало кого здесь видим, — пожала плечами Чюннюн. — А еще горы учат осторожности. Будьте осторожны, Зампано.

Зампано впервые за последние десять лет советовали быть осторожнее. Более того, совет исходил от сельской учительницы, далекой от боев и разведки, — но бывший спецназовец чувствовал, что заслужил это.

— Ладно, — сказал хмуро Джерсо, — пора прощаться. Скажи, что я благодарен и все такое. Кстати, ты что, просто оставил крестника в имение Чинхе?

— Что ты понял из нашего разговора?

— Совсем мало. Но слова «Цзюхуа» и «преступление» уловил.

— Я очень за тебя испугался.

— Принято, — Джерсо вздохнул. — Я, блин, тоже хорош… Нам нужно поторапливаться.

Когда они спускались с холма, мальчишки радостно кричали им вслед аместрийские ругательства вперемешку с синскими благопожеланиями, и махали руками.

«Я полный дурак, — думал Зампано, — мне стоило подумать, что будет с крестником, если эта девчонка все-таки не окажется алхимиком… Или — мало ли что может случиться? — вдруг подохнет у него на руках…»

* * *

— Прошу вас…

— Лунань ухватила Ала за край синского халата, который он носил поверх аместрийского костюма, — прошу вас… не надо никого звать.

— Что значит — не надо? — сердито спросил Альфонс. — Вы больны, а я не знаю алкестрии!

— Здесь никто не знает, — Лунань медленно села, тяжело опираясь на пол. В этот момент она как-то вдруг и сразу потеряла всю свою неземную грацию; просто очень худая и очень усталая молодая женщина. — Только я и мой дядюшка… Альфонс, все бесполезно. С детства меня осматривали лучшие специалисты. Мою болезнь не вылечить.

— Но как… — Ал опустился на пол, напротив Лунань. Она тяжело дышала, но, как будто, уже приходила в себя. — Как так получилось, что вас выдают замуж за Чинхе?

Лунань ничего не ответила.

— Потому что они не выпустили бы вас за пределы Союза, если бы знали, что вы проживете долго и сможете поведать секрет… — сам ответил себе Альфонс, чувствуя, как в груди поднимается гнев.

Лунань молчала.

— Черт! — Альфонс врезал кулаком в пол. — Этого не может быть! Лунань, как они могут… использовать вас так…

— Я сама об этом попросила, — спокойным тоном проговорила Лунань.

— Пожалуйста, не говорите моему суженому, мудрейший Альфонс. Прошу вас… если вы хоть немного дорожите мной…

— Отлично…

— Альфонс сел на пол. — Отлично. Да, я должен был предвидеть…

— Что? — Лунань уже вновь садилась, укладывала волосы.

— Я ведь отправился в путешествие, чтобы собирать секреты алхимии. Я должен был предвидеть, что столкнусь с другими секретами. Я уже через это проходил… — Ал провел рукой по волосам и беспомощно оглядел комнату, словно пытался найти инструкцию, нарисованную на стенах.

Его посетило мощнейшее чувство дежа-вю. Эта комната, очень синская, с ткаными панелями на стенах, с широким окном, за которым синели отдаленные горы, с низким столом, где Лунань аккуратно сложила комплект для игры в се, ничем не напоминала неухоженную, заваленную книгами комнату в особняке посреди Ист-Сити… и все-таки мертвенное чувство собственного бессилия ударило Альфонса так сильно, что он сжал кулаки.

— Лунань, — проговорил Элрик, — вы слышали про человека, который превратил свою дочь в собаку?

— Что? — пораженно спросила Лунань. — Зачем?

— Чтобы представить ее на суд другим людям, как диковинку… говорящая химера! — Альфонс уперся кулаками в пол, наклонился вперед. — Лунань, люди не должны использовать друг друга таким образом. Это неправильно. Это отвратительно. У каждого из нас только одна жизнь…

— Да, — сказала Лунань, — только одна. Зачем вы мне это говорите, мудрейший Альфонс?

— Не знаю, — Ал вздохнул, встряхнул головой. — Лунань, вы уверены, что для вас единственный выход — остаться здесь в заложницах? Ведь можно же что-то придумать! Хотите, я устрою вам побег?..

Лунань испытывающе посмотрела на Альфонса Элрика.

— Пожалуйста, помогите мне встать, — сказала она.

Он поднялся и помог ей, как она просила; Лунань опиралась на него, закутав руку в широкий рукав халата. Поднявшись, девушка оказалась очень высокой, ростом почти с Ала.

— Подведите меня к окну…

Окно было широко распахнуто, и холодный ветер взъерошил волосы Ала, охладил лица молодых людей.

Против воли Ал опять подумал о Джерсо и Зампано: как там они, живы ли?

— Что вы видите за окном, мудрейший Альфонс?

— Ограду поместья… сосны… горы за ними.

— А я вижу картину, нарисованную на шелке. Я всю жизнь изучала алкестрию; чем дальше моя связь с моим смертным телом, тем больше я ощущаю потоки энергии, которые пронизывают все кругом. Для меня скоро не будет разницы между тем, что изображено за окном, и тем, что изображено на свитке. И то и другое — только миражи, окружающие наши души.

— Лунань… Но ведь вы ничего не видели и ничего не знаете! Зачем вы просто отдаете себя во власть Чинхе?

Лунань не ответила. После короткой паузы она продолжила говорить все тем же тихим, тающим голосом: