Гелий-3

Мужчина внезапно развернулся и схватил Норберта за рубашку. Он не пытался нападать, скорее хотел удержаться, чтобы не упасть. Один его глаз был заклеен повязкой, а половину лица покрывал почти серебристый шрам, словно от ожога. Подобные же похожие на замерзшие ветви пятна виднелись на руках мужчины, на одной не хватало двух пальцев. В сгибе локтя виднелись закрепленные пластырем наконечники катетеров.

— За дверью — пустота, — дрожащим голосом прохрипел он. — Черная пустота без конца и без края. Ледяная бесконечность. Ничто там не может жить… Есть только пустота. И чернота. Ничего нет… Ничего… Понимаешь?!

— Понимаю, — ответил Норберт, в панике размышляя, сумеет ли он дотянуться до тяжелого металлического огнетушителя.

— Тогда почему?.. — пробормотал незнакомец. — Почему я до сих пор слышу, как они кричат там, в темноте?.. Там нет ничего… ни света… ни воздуха… ни температуры… Ибо это пустота! Так почему же они все еще кричат?!

На лестнице раздались шаги. Норберт узнал невысокую брюнетку в медицинском халате, с сумкой в руке. Рядом с ней шагал мужчина в такой же серо-голубой униформе.

— Прошу вернуться в комнату, — решительно приказала врач, подойдя к ним. Ее спутник взял лысого под руку и бесцеремонно освободил рубашку Норберта из его пальцев.

— Этот человек кричал, — сказал Норберт. — Ему нужна помощь.

— Для этого мы и тут, — ответила она. Лысый отпустил стену и позволил увести себя в комнату.

— Ложитесь спать, сэр, — произнес санитар тоном, достойным брандмейстера. — Этот человек пережил катастрофу и все еще находится в шоке. Ему дадут лекарства, и он вас больше не побеспокоит. Он под надежной опекой. Всё под контролем. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал Норберт вслед закрывающейся двери.

Вернувшись к себе, он запер дверь на задвижку и налил стаканчик бренди. Ему не хотелось ложиться и видеть сны о кричащих в пустоте.

* * *

После этого случая он начал чуть больше обращать внимание на других обитателей отеля. В основном это были атлетического сложения мужчины, не то в туристической, не то в военной одежде, в холщовых штанах с застежками и карманами. Некоторые носили какие-то темные фирменные рубашки-поло с загадочной надписью на спине NIGHT SHIFT #3. Все были коротко подстрижены, с татуировками на руках. В группе оказалось также несколько женщин, но все они держались в стороне. Впечатление было такое, что этим людям лучше не попадаться на пути, но они никого не задевали. Он решил, что это уставшая команда буровой установки.

И все же что-то с ними было не так.

Однажды, ближе к вечеру, дождь в конце концов прекратился, и Норберт вышел прогуляться вокруг отеля — просто подышать свежим воздухом. Здание вызывало ассоциации с горнолыжной базой — с фундаментом из отесанного камня, отделанное темными балками и увенчанное покатой крышей. Он бродил среди елей, подстриженных кустов и устремлявшихся к небу серых скал, не сходя с выложенной каменными плитами дорожки. Было холодно, но его тонкая куртка неожиданно хорошо защищала от стужи и влаги.

Территория оказалась достаточно обширной. В долине сверкала гладь пруда или озера, Норберту то и дело попадались деревянные навесы со столами и скамейками, а также окруженные камнями места, где, судя по всему, жгли открытый огонь.

На одном из таких камней, заслоненном подстриженными кустами, с видом на озеро, сидел какой-то человек и тихо всхлипывал, склонив голову и уперев руки в колени. Норберт остановился как вкопанный, а потом осторожно попятился, радуясь, что его мягкие мокасины позволяют беззвучно ступать по дорожке.

В другой раз он наткнулся на них в подвальном баре, напоминавшем старый английский паб. Он любил сидеть в медовом свете старинных неоновых надписей, рекламировавших давно не существующие сорта алкоголя, среди полированного дерева и мягкой стеганой обивки. Он находил себе свободную кабинку и размышлял, глядя на небольшой голоэкран под потолком. Звук он не включал — в последнее время ему нравилась тишина.

Именно потому он их услышал.

Они занимали кабинку в самом дальнем углу, заставив стол кружками и рюмками и сидя вокруг какой-то шарообразной лампы, не вписывающейся в обстановку бара и явно принесенной с собой. Сперва он заметил именно лампу, показавшуюся ему чересчур большой и странной.

А потом он услышал музыку — пронзительно старомодную и тревожно меланхоличную. Они слушали раз за разом два наверняка столетних фрагмента, которые пробивались сквозь звуковую завесу в их углу, так что в конце концов он начал различать отдельные фразы: «Can you hear me, major Tom? Can you hear me, major Tom?»[11], или из второго фрагмента: «I’ve got a ticket to the moon… I’ll be rising high above the Earth so soon»[12].