Гелимадоэ

Ах, Дора! Мне так хотелось спросить ее, почему она позволяет Гелене столь бесцеремонно осуждать Бальду, но разве бы я посмел? Со дня той ссоры после представления всяким откровенностям между нами пришел конец. Да, конец. Дора была все время как бы погружена в себя. Она огрызалась даже на Эмму, а это уже говорило о многом. Однажды я пришел к ней с учебником французского и почтительно предложил объяснить некоторые неправильные обороты, но она наотрез отказалась.

— Вы очень запустили ваш французский, — потупясь, упрекнул я ее.

— Э, зачем он мне, — махнула она рукой. — Французский язык меня больше не интересует.

Это был удар! Поначалу я подумал, будто это минутный каприз. Но нет. Она и в самом деле не хотела даже слышать о французском языке. Он-де никогда ей не понадобится. Лучше посвятить себя чему-нибудь более увлекательному и практичному. Я не представлял, что бы это могло быть, да и не задумывался об этом. Для меня было важно одно: последняя нить, связывающая меня с ней, обрывалась. Я мучался, места себе не находил. Ведь до сих пор она была так прилежна, так понятлива, подчас так ласкова! Что приключилось с ней?

Раз в неделю фокусник устраивал себе выходной. Его лошадка, пережевывая скудный корм, отдыхала в конюшне, рыдван недвижимо стоял в сарае, а сам он сидел в больнице у постели ясновидящей.

— Больной запрещено разговаривать, — рассказывала мне Мария. — Иногда лишь обронит словечко-другое. Муж держит ее за руку, а она смотрит на него с такой горячей мольбой о прощении! Понимает, сколько хлопот доставила ему своей болезнью. Боится, как бы он не рассердился на нее.

Все, что касалось этой кочевой супружеской пары, глубоко трогало мое сердце. Быть может, потому, что совсем недавно я видел их на представлении в полном блеске. Я был очень впечатлителен, и контраст глубоко поразил меня. К тому же было тут еще нечто, побуждавшее меня интересоваться судьбой провидицы: ведь я полагал, что недавно и сам перенес ту же болезнь. И моей груди коснулся губительный процесс, и я тоже кашлял кровью! Так, от постоянных сравнений, ко мне вернулась моя былая ипохондрия. Я слушал свой пульс, малейшее колотье в боку сгоняло с моего лица румянец, и моему потрясенному воображению рисовалось, как я пробуждаюсь по утрам в холодном чахоточном поту. По случайности я был тогда немного простужен и покашливал.

Своими тревогами я поделился с отцом. Он пошутил надо мной, однако попросил Ганзелина как-нибудь снова внимательно меня осмотреть. Тот простукивал меня так, точно решил разнести вдребезги все мои страхи. Иронически заглядывал мне в глаза:

— Молодцу в пациента поиграть захотелось? И как же из тебя, такого, неженки, вырастет настоящий мужчина, если ты все только охаешь да ахаешь? Истинной причиной твоих болезненных ощущений является твое безмерное себялюбие. — При этом разговоре присутствовала только Лида, а ее я не очень стеснялся.

Успокоительный результат осмотра взбодрил меня, но ненадолго. Черные мысли продолжали терзать мою душу, словно бы в староградской, хорошо видной мне из окна больнице, лежала не безнадежно больная женщина, а сама искусительница-смерть.

Между тем май шел к концу, фокусник объездил нее ближайшие деревни и должен был теперь забираться все дальше. Случалось, он исчезал из городка на два дня и более, поскольку не мог обернуться до наступления ночи. Объявляясь в городе после краткого отсутствия, он выглядел еще более измученным, истощенным и мрачным. Въезд фокусника в городок никогда не проходил незамеченным — его выдавал звон бубенчиков. В Старых Градах к нему стали понемногу привыкать. Он сделался известной фигурой благодаря таинственной повозке, красному чепраку на лошадке и превратностям своей судьбы. Мальчишки возглашали о его приезде раньше, чем он оказывался под сводами городских ворот. Торговки с городской площади высматривали его, приставив ладонь к глазам, и спрашивали, посчастливилось ли ему с заработком.

Мисс Агой городок интересовался уже не так живо, как вначале, хотя о ней еще достаточно говорилось и на улицах, и у фонтана, и в лавках под аркадами. В июне прошел слух, что ее состояние несколько улучшилось, она вроде как набирается сил и уже нет опасности нового кровохарканья. Скоро, мол, ей позволят гулять в больничном саду. По правде говоря, я не решался спросить об этом Ганзелина исключительно из боязни услышать опровержение этой доброй вести. Я высовывался из окна, стремясь разглядеть среди бело-голубых халатов ее маленькую, истаявшую фигурку. С той поры как Дора без каких-либо явных причин презрела мою безграничную преданность, мое отвергнутое чувство целиком сосредоточилось на этом непостижимом и трагическом существе.

ПРАЗДНИК ТЕЛА ХРИСТОВА