Гелимадоэ

— Это ты виновата, — шутливо рассердилась на нее Дора. — Это ты дунула на дом нарочно! Сейчас я тебя поколочу! — И она легонько шлепнула Эмму по спине. — Ну да ладно. Начну сначала. На этот раз обязательно получится.

Когда я возвращался от Ганзелиновых, с городской площади уже убирали праздничные алтари. Полицейский, расставив ноги и заложив руки за спину, смотрел, как двое мужчин, влезши на стремянку, разбивают молоточками деревянную конструкцию. Третий им светил. Тротуар перед алтарем был весь усыпан хвоей.

«Вот и опять она даже внимания на меня не обратила, — тоскливо думал я. — Будто я пустое место! Заметила ли она меня вообще? Что я ей такого сделал? И верно, где она пропадала с обеда до самого вечера?» Тайна ее загадочных отлучек не выходила у меня из головы.

ДВЕ ФИГУРЫ ВО ТЬМЕ

Был субботний вечер; ослепшее, заплаканное солнце спускалось к затянутому темной испариной горизонту, под крышами жалобно насвистывали дрозды. Со стороны пивоваренного завода черной тучей плыл дым, гарью оседая на мостовой. Торговки сокрушались, что в воскресенье погода опять испортится, слишком уж тяжел воздух — дым пивоварни был их барометром. Вчера дождь, позавчера дождь и сегодня, похоже, опять будет дождь? Пухленькие золотые ручки на ратушной башне взметнулись, лязгнули, семь раз деловито прозвонил колокольчик — и в ту же минуту на площадь въехал фокусник Бальда, задумчиво постегивая кнутом свою лошаденку по худым бокам. Колеса его рыдвана были заляпаны грязью, лошаденка плелась еле-еле, печально позвякивая бубенчиками, а мужчина на козлах, обросший черной, давно не бритой бородой, был ужасающе худ. Он находился в отъезде почти целую неделю и теперь приехал, чтобы провести воскресенье подле жены. В возвращении этого усталого человека и отощавшей животины было нечто трогательное; добросердечные прохожие вздыхали и в душе восхищались фокусником и его великой любовью.

После ужина я вышел на площадь, дожевывая на ходу кусок хлеба. Все вокруг замерло, точно перед бурей; на небе, словно задернутом далеким занавесом, мерцали первые звезды. Быстро темнело, наступала ночь — безлунная, душная, тревожная, настоящая разбойничья ночка. С Безовки доносилось громкое кваканье лягушек, а нетопыри летали так низко, что женщины, вскрикивая, заслоняли голову рукой. Я понуро брел, сам не зная куда. У пивоваренного завода окунулся в густой дым, от которого защипало глаза и запершило в горле. В темноте, у старой башни, взвизгнула девушка; густой бас принялся увещевать ее. Я в страхе прибавил шагу. На высоком краю деревенской площади остановился и посмотрел вниз. От Милетина по шоссе медленно ползла повозка, было видно, как раскачивается под дугой светлый фонарик. Говор сидящих на пороге своих домов людей напоминал шум воды в полуразрушенном фонтане. Порой тревожно взлаивала собака. Кроны деревьев застыли недвижимо; создавалось впечатление, что время остановилось.

Вблизи от меня кто-то споткнулся о камень, я услышал чье-то учащенное дыхание. Оглянулся. Маленькая щуплая девчоночья фигурка намеревалась незаметно прошмыгнуть мимо. Узнав меня, негромко вскрикнула и дотронулась до моего плеча.

— Это ты, Эмма? — удивился я. Губы девочки дрожали от неподдельного волнения. При виде меня она вроде бы испугалась.

— Куда ты идешь? — тихо спросила она.

Вместо ответа я изумленно уставился на нее.

— Куда ты идешь? — упрямо допытывалась она.

Я ответил, что дома было темно и неуютно, вот я и вышел прогуляться на свежем воздухе.

— А может быть, ты шел к нам? — вдруг подозрительно спросила она. — Ты, верно, шел к Доре!

В словах ее слышалась насмешка. И ненависть.

— Нет, — спокойно возразил я, — и не думал. А почему ты спрашиваешь таким странным тоном?

— Доры… — нерешительно проговорила она, — Доры опять нет дома. Ты бы не нашел ее, даже если б искал.

— А мне что за дело, — раздраженно буркнул я. — Я ее и не ищу.

Лучше всего, подумалось мне, каждому из нас идти своей дорогой. Эта встреча с Эммой, ее поведение вызывали во мне смутное беспокойство. Я не хотел с ней связываться. Она заметила, что я собираюсь сбежать, и еще крепче ухватила меня за плечо.

— Ты… ты… — как в лихорадке бормотала она, — я бы тебе кое о чем рассказала, да не знаю, умеешь ли ты молчать. Если б я была уверена, что ты умеешь молчать!

— Как видно, — предположил я, — ты хочешь что-то скрыть, да не можешь.

— Эмиль, — настойчиво продолжала она, — то, что я знаю, тебя бы тоже заинтересовало. Да еще как! Я расскажу про это или покажу одному тебе, если ты поклянешься, что не разболтаешь.

Она так горячо меня упрашивала, что я заколебался, не зная, на что решиться. С одной стороны, сгорал от любопытства, с другой — опасался, не задумала ли девчонка посмеяться надо мной. На это она мастерица.

— Обещаешь? — наседала она. — Дай руку и поклянись, что никому не скажешь. Да скорее! Если хочешь, чтоб я тебе это показала, нельзя терять ни минуты.