Гелла – дочь Одина Одноглазого

…Мы переехали на дачу. Не скажу, конечно, что сам факт переезда был приятным событием, но, к счастью, путешествие в переносках оказалось не слишком длительным. Оказавшись в доме, мы с Фоксом тут же обследовали его, узнавая свои запахи, отыскали несколько тщательно спрятанных, а потому забытых осенью, игрушек, поели и легли отдохнуть.

Ма и Па почему-то нас в этом не поддержали. Люди вообще странные создания! Почему, когда можно лежать и ничего не делать, они обязательно находят себе какое-то занятие. И ладно бы это было острой необходимостью — например поесть или порыться в лотке, но переставлять с места на место пакетики и коробочки, распихивать по ящикам одежду, расставлять по полочкам баночки — ну кому это, скажите на милость, может быть остро необходимо? На мой взгляд достаточно было все привезенное просто оставить в пакетах на полу — и все! Удобно, практично и всегда знаешь, где искать.

Конечно я, как хорошая девочка и мамина помощница, помогала разбирать сумки, вытаскивая из них вещи на пол, пока Ма, потеряв терпение, не пригрозила запереть меня на втором этаже. Оскорбленная таким отношением, я разбудила Фокса и мы снова отправились обнюхивать и осматривать укромные уголки.

Фокс был прав, когда говорил, что книги котов лежат у них под носом. Я ходила и читала, как меня совсем маленькой принесли сюда прошлой осенью. Слабый запах моего тогдашнего пребывания остался, хоть и стал едва уловимым.

Фокс гордо расхаживал по дому хозяином и со знанием дела показывал мне тайные места, о которых я не знала, где всегда можно было спрятаться самому или что-то спрятать, если захочешь.

— Вот смотри, — комментировал он очередное местечко, — здесь я люблю прятать мышей, чтобы потом их искать, а там я прячусь сам, когда на охоту выходит ПыЛеСос Ужасный. Теперь и ты можешь ими пользоваться по желанию.

Я кивала головой, соглашаясь и благодарила его за подсказки, потому что все хорошие девочки всегда опрятны, вежливы и никогда не безобразничают. Так меня учила Ма…

…Мне нравится жить на даче. Сидишь себе у открытого окна — птички прямо перед носом на ветке чирикают. Хорошо! Травой пахнет, цветами… В моих детских воспоминаниях не сохранился запах свежей травы. Когда я родилась, дело шло к осени, трава перестала обновляться. Она постепенно жухла и увядала, как и вся природа, а по утрам и вовсе покрывалась инеем. Сейчас, весной, все вокруг пахло настолько ярко, свежо и сладко, что мой нос не прекращал попыток вынюхать и запомнить запахи вечернего благоухания, росного утра, знойного полудня.

Иногда мы с Фоксом наблюдали за незнакомыми котами, проходящими по дорожкам нашего участка. Наглые чужаки, видя, что нас разделяет оконная сетка, оскорбительно скалились и изображали хвостом "фиги", прекрасно понимая, что выйти и набить им лицо мы не сможем.

Фокса это совершенно выводило из себя. Он яростно сопел, раздувал щеки и бегал от окна к окну, с этажа на этаж, чтобы не пропустить дислокацию противника и хоть из-за сетки показать ему длинные клыки и объяснить, что он не прав. Но пришельцам было наплевать. Они усаживались на бетонный столбик забора прямо перед окном, в котором торчали наши носы, откровенно насмехались над "грозными стражами за решеткой", корчили нам рожи и демонстративно показывали зад. Фокс, сверкая глазами и шипя ругательства, становился передними лапами на сетку и возмущенно плевался, не в силах сдержать свой гнев.

Я относилась к чужакам совершенно спокойно. К нам проникнуть они не могли, а на улице вольному — воля, пускай себе бродят, если у них своего дома нет! Конечно я понимала, что у Фокса, хоть он и превратился в домашнего кота, остались живы инстинкты охотника и защитника. Мне, родившейся в коробке со взрослыми самками и не успевшей ознакомиться с правилами охраны территории, было все равно.

Так мы и проводили бы лето, если бы не случилось событие, изменившее нашу привычную жизнь.

Как-то раз Ма и Па пришли домой с котенком. Это была девочка. Такая же рыжая, как и Фокс, только маленькая, с огромным, распухшим пузырем вместо правого глаза. Я втянула носом воздух и отшатнулась.

— Опасность… — зазвучал в голове голос глубинной памяти.

— Болезнь… — застучало в висках.

— Берегись, не подходи!.. — шевелили поднявшийся дыбом загривок воспоминания детства.

Я угрожающе зашипела и попятилась. Фокс, вероятно, тоже почувствовал что-то неладное и отошел на безопасное расстояние.

— Это маленькая больная кошечка, — сказала, обращаясь к нам, Ма. — Она умрет, если мы ее не примем в нашем доме и не вылечим. Не обижайте ее и постарайтесь полюбить. Она будет жить с нами и станет вашей сестрой, но пока мы ее не проверим на болезни, она побудет на втором этаже, отдельно от вас. А вы пока привыкните к мысли, что теперь вас трое.

Кошечку отнесли на второй этаж, даже не дав нам перемолвиться с ней парой мявков, и закрыли люк. Я сочла это неуважением и надулась.