Геммалия

Сэр Чарльз, не веря своим глазам, удивленно застыл; подумав, что сделался жертвой ночного морока, путешественник не смог преодолеть искушения заговорить с таинственной гречанкой.

— Прости мою дерзость, непостижимая красавица, — начал он, — и позволь мне…

— Молчание, — ответствовала она, приложив палец к губам, — это час мертвых; не тревожь их покой…

Странный тон, каким она это произнесла, помешал сэру Чарльзу продолжать; слова замерли у него на губах; он медленно последовал за незнакомкой, не уделявшей ему никакого внимания. На постоялом дворе она тотчас поднялась к себе, ничем не отвечая обретшему было дар речи англичанину; последний окаменел от изумления, гадая, не приснилась ли ему ночная встреча.

Прошло несколько дней. Гилфорд все не приезжал. Прекрасная гречанка не выходила из своей комнаты и избегала попадаться на глаза бедному Линдбладу. Тот, в надежде скоротать невыносимо тянувшиеся дни и главным образом избавиться от болезненных мыслей, поглощавших все его душевные силы, предавался частым и далеким прогулкам.

Часто он бродил в одиночестве, захваченный бурными порывами чувств; порой он искал забвения среди людей и направлялся в порт.

Ему нравилось вечно меняющееся зрелище деятельной жизни моряков, привлеченных сюда коммерцией с четырех концов света. Торговцы всех просвещенных народов встречались в знаменитом порту и, обменявшись своими богатствами, расставались без сожалений, чтобы никогда больше не свидеться; преодолевая тысячи невзгод, моряки возвращались на родину, чтобы вновь ее покинуть; их беспечная странническая жизнь взывала к сердцу Линдблада, и он, приходя в себя, с печалью думал о навсегда утраченной им мирной безмятежности.

В раздумье он нередко выходил на берег; с восторгом внимал он стенаниям разъяренных волн, разбивавшихся о скалы, и грохоту бурь, сотрясавших море до самых глубин. Он искал взглядом на горизонте выцветший парус, живое свидетельство, что и морскую пустыню бороздил человек; и всякий раз, когда чайки с жалобными криками, предвещая шторм, задевали волны белоснежными крыльями, он содрогался при мысли об опасностях, грозящих другу.

Однажды сидел он на вершине высокой скалы, нависавшей над Средиземным морем; в темной точке вдали угадывались сумрачные башни замка Иф[2]. Справа раскинулся Марсель с блестящими на солнце окнами зданий; воздух был спокоен, небеса ясны и безоблачны, море недвижно. Эта великолепная картина пробудила в душе баронета неизъяснимое чувство. Он долго глядел на мирный пейзаж; но воспоминание об очаровавшем его создании нарушило затем сердечное спокойствие. Он охватил голову руками и, погрузившись в размышления, начал припоминать все превратности судьбы, жертвой которых стал. Мало-помалу мысли его утратили определенность; им овладела непобедимая дремота; и наконец, не то истерзанный раздумьями, не то от усталости после долгой утренней прогулки, он закрыл глаза, и тягостные мысли, не дававшие ему покоя, уступили место еще более мучительным сновидениям.

Он спал… Стремительный ветер из Африки, поднявшись внезапно, принес с собою густые тучи, вскоре скрывшие яркое солнце; море взволновалось; бурлящие волны с зловещим шипением бросали на скалы шапки белой пены; буря усиливалась, и черные леса сосен на берегу стонали под ее ударами. Ужасающий глас бури пробудил Линдблада; какая невообразимая перемена! Мирный пейзаж повержен в хаос; Иф и его башни исчезли, Марсель утонул в тени; рыбацкие суденышки бегут от урагана и ищут спасения в гавани… Англичанин следит за ними глазами, всей душой желая им благополучного избавления.

Он с тревогой смотрел на маневры отважных мореходов, когда до его слуха, словно отдаленный гром, долетел пушечный выстрел. Сэр Чарльз вздрогнул. Не единожды доводилось ему слышать в своих странствиях этот сигнал бедствия, последнее прибежище несчастных, которым грозит неминуемая гибель. Он стал искать глазами в волнах корабль, столь отчаянно нуждавшийся в помощи, и вдруг внизу, на берегу, послышался пронзительный и странный крик. Англичанин глянул; но что ощутил он, когда увидел меж скал быстро бегущую женщину в белом одеянии и черной траурной накидке! Его сердце забилось сильнее. Это была незнакомка.

Что делала она здесь в этот час, она, никогда не выходившая прежде, чем ночная тьма окутает землю? С каким беспокойным любопытством следил за нею баронет, пытаясь прочитать в жестах и движениях гречанки владевшие ею чувства! Она, казалось, испытывала живейшее сострадание к несчастным, застигнутым штормом. Гречанка склонилась к земле и прислушивалась, стараясь понять, откуда доносились сигналы тревоги; она оставалась в этом согбенном положении, пока вновь раздавшийся выстрел не привел ее в крайнее волнение. Словно в припадке необъяснимого безумия, она беспорядочно заметалась по берегу, то стискивая руки и всем своим видом выражая глубочайшую скорбь, то разражаясь взрывами необъяснимого смеха.