— Непостижимый рок, злая судьба не перестает преследовать меня! — воскликнул Линдблад. — Я встретил женщину… небеса не создавали ничего более совершенного!.. Она похожа на сильфиду; она бледна, но ослепительна, как алебастр; лицо ее не знает румянца, но губы алее цветов шиповника, зубы белы, как капельки пролитого молока; ее черные кудри оттеняют трепещущую грудь, а длинные черные ресницы скрывают пылающий в глазах огонь, доселе невиданный во взоре смертных; будучи вдали от нее, я не могу дождаться минуты, когда увижу ее снова; мне хочется открыть ей своей сердце, поведать о своей любви… но рядом с нею меня охватывает неизъяснимая печаль, и я тщетно ищу слова… Меня влечет к ней неодолимая сила, однако почти столь же сильное чувство, вопреки всему, отталкивает меня от нее. Но все напрасно — я чувствую, что наши судьбы связаны; и хоть все запрещает мне это, я безумно люблю ее… Она чужестранка; у нее нет ни семьи, ни родины, ни Бога; она не знает ни любви, ни даже дружбы! Она бежит от людей и не желает их видеть; она выходит лишь по ночам и думает только о могилах… Я не в силах постичь ее тайну!.. Мне часто кажется, что она проходит среди смертных, как изгнанница из иного мира… А впрочем, что мне до того, падший ли она ангел, отринутый небесами, демон ли зла и укоризны; напрасно взываю я к доводам разума — я безнадежно пленен ею. Гибель ли то моя или счастье? Я не знаю; но я люблю ее, и она должна стать моей женой.
— Могу сказать лишь одно, — с живостью заговорил Гилфорд. — Не должно тебе сдаваться под ударами судьбы. Собери свое мужество, откажись от любви, что недостойна тебя. Ах! благословен будет день, когда я воссоединился с тобой… Я не оставлю тебя, я поддержу тебя в борьбе с самим собою; вместе мы отринем все искушения… В бегстве, поверь мне, найдешь ты победу; покинь Марсель, где ничто тебя не держит, оставь женщину, которую тебе не стоило и встречать; отправимся завтра же в Англию.
— Как! уехать, не повидав ее…
— Это необходимо, друг мой; твое счастье того требует.
Часы на башне Святой Клары пробили полночь… долгий вечер дружеских откровений затянулся… Гилфорд все настаивал на немедленном, невозможном для Линдблада отъезде, когда дверь комнаты сэра Чарльза внезапно распахнулась.
Два друга обернулись. Это была Геммалия…
Она стояла на пороге, прижимая одну руку к груди и держа в другой лампу; сквозняк колебал пламя, отбрасывая в комнату неверный свет; Геммалия чуть наклонилась вперед и неотрывно глядела на Джорджа.
— Я обещала, что увижу тебя снова, Гилфорд, — медленно и торжественно сказала она. — Я исполнила свою клятву…
Едва она произнесла эти слова, как лампа погасла; Геммалия исчезла в темноте, оставив двух друзей в неописуемом состоянии…
Линдблад долго в ошеломлении глядел на дверь; придя наконец в себя, он взглянул на друга и увидел, что тот побледнел, как смерть, и бессильно откинулся в кресле.
— Это она, — слабым голосом пробормотал Гилфорд, — сомнений нет, это она.
— Кто? — воскликнул сэр Чарльз.
Не отвечая, Джордж резко поднялся и принялся расхаживать по комнате. Воспоминания душили его, но губы были не в силах облечь их слова. Наконец он нарушил тяжелое молчание.
— Ты знаешь эту женщину? — спросил он своего друга.
— Знаю ли?!..
— Это ее ты собрался взять в жены!..
— Ты чем-то встревожен, Гилфорд? Вижу, ты знаком с этой молодой гречанкой. Где же ты с нею познакомился? Открой мне эту тайну…
— Дорогой друг, разве поверишь ты моему рассказу, если я и сам не понимаю, что происходит; разум восстает при одной мысли об этом; мне кажется, я стал жертвой непонятной галлюцинации… Но я только что и вправду видел ее; она осталась на Востоке; как же могла она так быстро попасть сюда?
— Когда я приехал в Марсель, она уже несколько дней здесь жила; ждал же я тебя довольно долго…
— Странная история! Какой корабль, мчащийся быстрее ветра, мог доставить ее через моря? Все в ней необычайно, необъяснимо… Я хотел умолчать о вещах, в которые не мог поверить. Суди сам, есть ли у меня причины удивляться, и не правильней ли будет считать, что чувства нас обманывают?