Читаем Геморрой, или Двучлен Ньютона полностью

– Ты! Пригласил меня! – медленно выговаривая слова, начал он. – Просто так! Из-за… «прочая и прочая»?! Ты, хренов интеллектуал, долбаный пиарщик, любимец баб, сноб и прочая, и прочая, решил приколоться надо мной, а я как дурак…

– Стоп! – поднял я палец. – Спасибо за исчерпывающее резюме моей персоны. Многое мне в диковинку. Что касается дурака, то ты не как, а самый настоящий. В жизни бы не поверил, что у тебя такая низкая самооценка. Ты что, лузером себя считаешь? Почему?!

– Да рядом с тобой кто хочешь так себя считает. Даже твоя Элис. Может, спросишь наконец, что я надыбал?

– И не подумаю! Даже если она решила меня отравить, а ты вынюхал, где, как, чем и когда, все равно не спрошу.

– Почему? – проскулил он.

– Да потому, цифровая твоя мозга, чтобы ты поверил, что ничего мне от тебя не надо было. Просто и всего только… «и прочая, и прочая».

Я выдохся. Степка тоже.

– Дед дома? – спросил он, и я запустил в него подушкой. Степка поднялся и пошел на выход. Я пошел следом, считая, что добавить мне нечего, хочет оставаться дураком, его дело. Но Степка прошествовал на кухню, достал из холодильника снедь, вытащил бутылку Дедова любимого вина (вот зачем спрашивал), разлил по бокалам и сказал, подняв свой: – Ну и на хрен!

Отличный, кстати, тост. До прихода Деда мы его развивали по всем направлениям. Дед вернулся в соответствующей кондиции и присоединился к нам. Степка заночевал у нас. Точнее, заутрил, ибо разбрелись мы по комнатам, когда уже почти светало.

В девять утра меня разбудил телефонный звонок. Моя секретарша, пардон, помощница, миль пардон, помощник, голосом, звенящим от священного трепета, сообщила, что господин Пименов спрашивает, когда сегодня можно встретиться. Я уж было собрался ответить, что где-то к четырем, но что-то торкнуло, и я сказал: «Когда ему будет удобно». «Через тридцать четыре минуты», – мгновенно ответила она и отрубилась. Я понял, что избежал очередной ловушки: хорош бы я был, если б назвал свое время, а мне велели прийти к означенному часу. Или у меня уже бзики и я в каждом пуке слышу канонаду. Да нет, откуда тогда эти тридцать четыре минуты – двадцать пять до офиса и девять на сборы?

Короче, я успел вовремя. Но доставили меня не пред светлые очи Пимена, а к Карлычу.

Налицо было воспитание статусом. Ладно, посмотрим, что дальше.

– Так говоришь, что «пираньи» вышли на след? – спросил он, не утруждая себя приветствием.

Я решил, что это слишком! Как сказанула в известных обстоятельствах мадре, одного официанта на семью достаточно. Посему я очень вежливо ответил: «И вам доброго утра». Отпасовал он под дых: подтолкнул ко мне пачку фотографий со словами: «А ты – Брут!» Я вовремя не исправил на «И ты, Брут», так как после просмотра фотографий понял, что он имел в виду. Кстати, хоть мне и не предложили сесть, фотографии были отличным поводом развалиться в кресле для их изучения. Это была фотосессия моей злосчастной встречи с Элис – от кафе до подъезда ее дома, куда мы входили почти обнявшись, и конечно же финал того дня.

Я спокойно просмотрел все, сложил аккуратной стопочкой и спросил: «И?» С минуту Карлыч типа сверлил меня взглядом, а потом сказал:

– И что можно подумать, получив это на следующий день после твоего проникновенного анализа о целях «пираний»? Как ты думаешь?

– Я вот думаю, кого вы пасли – меня или Элис?

– Это все, о чем ты думаешь?

– Ну… еще о том, что будет смешно, если я, гордо вскинув голову, заявлю, что оскорблен вашим недоверием и расторгаю контракт.

– Почему? Тебя ничего не шокирует?

– Помилуйте, сударь, о чем вы?! Я ж не первый день знаком с вашим… заведением. О каком шоке можно говорить, если изначально понимаешь, что заключил контракт на… шокотерапию.

– То есть так ты воспринимаешь свою работу?

– Чиво?! – вылупился я. – Кто тут говорит о работе? Где тут работа? Мне пихнули какое-то фуфло, отбрыкнулись от креативных стружек моей аналитики, подсунули Элис и…

– Не воображай, никто тебе ее не подсовывал. Такую я б лучше себе подсунул. И не уходи от ответа.

– Ладно, – кивнул я, – при всем вашем желании, обвинить меня в утечке вы не можете. По той простой причине, что у меня не было никакой информации для этого. А моя личная жизнь – это моя личная жизнь. Мне даже лень для проформы сказать, что мной двигала благородная цель – вызнать что-нибудь у Элис.

– Почему же?

– Да кто же поверит правде? – театрально возопил я.

Карлыч вздохнул и, поднявшись, кивком показал следовать за ним. Я думал, что меня пинком вышвырнут на волю, но не тут-то было, мы вошли к Пимену Он глянул на Карлыча, не знаю, что тот просигналил, но Пимен пригласил сесть. Потом кивнул мне и подтолкнул фотографии.

– Да насмотрелся уже, – вздохнул я.

– Не хами, – нахмурился Пимен. Я устало уставился в фотки. Это была совсем другая фотосессия. Какой-то парень лет под сорок в разных локейшнах. – Что скажешь? – полюбопытствовал шеф.

– Впервые вижу, – ответил я, пожав плечами.

– Ты детектив-то не разыгрывай, – вмешался Карлыч, – способностей у тебя нуль.

– Итак, что скажешь? – повторил Пимен.

– Скучный тип, никакой харизмы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги