По всей стране создавались центры умерщвления. Особенно высокую активность проявляли Хадамар – похожая на замок лечебница – и Бранденбургский государственный институт социального обеспечения – кирпичное строение типа казармы, испещренное рядами окон[382]
. В подвалах этих зданий были оборудованы герметичные камеры, в которых жертв убивали угарным газом. В то же время нацисты тщательно поддерживали видимость науки и медицинских исследований, регулярно прибегая к инсценировкам, направляющим воображение общественности в нужную сторону. Приговоренных к эвтаназии свозили в центры умерщвления автобусами с зашторенными окнами, часто в сопровождении сотрудников СС, переодетых в белые халаты. В комнатах, смежных с газовыми камерами, сооружали импровизированные бетонные столы с системой отвода жидкостей. На этих столах врачи могли препарировать тела после эвтаназии, чтобы сохранить мозги и другие ткани для будущих исследований, в том числе генетических. Жизни «недостойных жизни», очевидно, представляли исключительную ценность для развития науки.Чтобы убедить людей в том, что их детей или родителей лечат должным образом в специальном учреждении, многих пациентов вначале доставляли во временные лагеря, а уж потом тайно перевозили в один из центров умерщвления. После эвтаназии тысячами фальсифицировали свидетельства о смерти, где приводили разнообразные причины ухода из жизни – иногда даже абсурдные. Мать Мари Рау, страдавшую от психотической депрессии, убили в 1939 году[383]
. Ее семье сообщили, что она умерла от последствий «воспаления на губе». К 1941 году программа «Т-4» уничтожила около четверти миллиона мужчин, женщин и детей. Применение Стерилизационного закона между 1933 и 1943 годами вылилось примерно в 400 тысяч принудительных операций[384].Выдающийся культуролог Ханна Арендт, задокументировавшая извращенные бесчинства нацизма, впоследствии напишет о «банальности» зла[385]
, [386], которое пронизывало немецкую культуру эпохи нацизма. Но, пожалуй, столь же всеобъемлющей была готовность доверять злу. Впитывание идеи, что «еврейство» и «цыганство» зашиты в хромосомах, передаются по наследству, а значит, подлежат генетической чистке, требовало неординарного кульбита доверия – но отказ от скептицизма был главным кредо той культуры. Действительно, целый штат «ученых» – генетиков, медицинских исследователей, психологов, антропологов и лингвистов – торжествующе извергал академические работы в поддержку научной логики евгенической программы. Например, Отмар фон Фершуэр, профессор берлинского Института антропологии, человеческой наследственности и евгеники, в своем путаном трактате «Расовая биология евреев» (Нацистская программа вычищения «генетически ущербных» окажется лишь прелюдией к грядущему, куда более масштабному опустошению. Как это ни ужасно, но истребление глухих, слепых, немых, хромых, нетрудоспособных и слабоумных вскоре количественно затмят еще более эпические кошмары: уничтожение 6 миллионов евреев в лагерях и газовых камерах во время Холокоста, 200 тысяч цыган, нескольких миллионов советских и польских граждан, неизвестного числа гомосексуалов, интеллектуалов, писателей, художников и политических диссидентов. Однако невозможно отделить стадию освоения дикой жестокости от стадии ее зрелого, мастерского применения: именно в этих яслях евгенического варварства нацисты постигали азы своего ремесла.