Ген подчинения

Сбивчиво, путано — Марине много раз приходилось осторожно меня переспрашивать и направлять рассказ в другое русло. Кое-как у меня хватило присутствия духа не обмолвиться о том, что Эльдар оборотень: в конце концов, это был его секрет. Ладно моя генмодность — я рисковала только собой. Но оборотней относительно много; из обмолвок шефа я поняла, что в Сарелии действительно до сих пор прячутся по лесам целые деревни волков, а еще есть оборотни-птицы и где-то совсем на юге, по слухам, — оборотни-большие кошки. Если их попытались уничтожить полностью три-четыре века назад, то где гарантия, что не попытаются уничтожить снова.

Поэтому я наспех сочинила ложь, что Волкова похитили якобы потому, что просто сочли хорошим материалом для экспериментов — мол, молодой здоровый парень, которого никто не хватится. А то, как и почему я выбралась, я и вовсе скомкала. Да я сама еще не очень понимала это. Шеф мне сказал, что, по предварительной версии, слюна оборотней временно подавляет восприимчивость генмодов к воздействию булавки, так что когда Волков меня укусил, я на какое-то время получила иммунитет. Но почему это происходит и даже точно ли это так, он сказать не мог — «мы начали исследования, но пока еще ничего не ясно».

Да, и еще я знала, что с этими исследованиями как-то связан козел Матвей Вениаминович, может быть, даже возглавляет их. Это была одна из причин, по которой им с шефом никуда не деться друг от друга.

Так что я честно сказала Марине, что говорю ей не все. Мол, не мои это тайны.

Она продолжила гладить меня по шее и по спине.

— Все в порядке, — сказала моя подруга. — Я понимаю.

— Понимаешь?! — неожиданно во мне вспыхнула ярость. Я вскинула голову, разрывая расстояние между нами. — Ты уверена, что понимаешь?! Когда тебя вертят, как куклу, и ты ничего не можешь сделать! Нет тебя, но ты все видишь, все чувствуешь — и не осознаешь! Но вся память об этом с тобой!

— Понимаю, — Марина твердо встретила мой взгляд. — Может, не так хорошо, но больше, чем ты думаешь. У меня что-то похожее было в прошлом. Правда, без генетических экспериментов, но я была безвольной куклой целый год.

Я изумленно уставилась на нее. О чем она?..

Марина вздохнула.

— Честное слово, не знаю, стоит ли рассказывать тебе об этом сейчас. Мы о твоей боли говорим, не о моей.

Я качнула головой.

— Нет, нет. Я хочу услышать.

Мне тут же стало стыдно, что я оскалилась на Марину, когда она только и делает, что пытается мне помочь. Кто знает, может быть, она в самом деле понимает больше, чем мне кажется?

Марина набрала побольше воздуху в грудь.

— Ладно… мне об этом говорить лишний раз тоже не хочется. И вспоминать не хочется. Но если тебе это поможет…

— Нет, что ты, если тебе неприятно, не вспоминай! — тут же передумала я. — Какая же я подруга, если я заставлю тебя говорить о неприятном?

Марина улыбнулась.

— Моя единственная. У меня больше нет друзей. Ни после школы, ни после университета никого не осталось.

Мне сложно было в это поверить: Марина же такая яркая, такая открытая!.. Но тут она все-таки заговорила о себе, и все стало ясно.

— Дело в том, что я дочь состоятельных родителей. Моя семья была не слишком богатой, но мама с папой усердно работали, чтобы расширить свое кумпанство. Они занимались заморской торговлей, и дела шли в гору. Когда мне было четырнадцать лет, они взяли ссуду, чтобы купить собственный пароход, вот насколько хорошо шли дела! — Марина вздохнула. — К сожалению, этот пароход так и не вернулся из своего единственного плавания. Мама с папой были на нем.

Я смотрела на Марину во все глаза.

— Напоминает завязку какой-нибудь слезливой книжки, правда? — сказала Марина деланно беззаботным тоном. — Не стесняйся! Когда я первый раз рассказала об этом кому-то в университете, сразу пошел слушок, что я все придумала и даже что я — паталогическая лгунья!

— Поэтому нет друзей? — тихо спросила я.

— Еще мой мерзкий характер, — усмехнулась Марина. — Я и сейчас-то горячая, а тогда вообще была огонь — не подойди! Все из-за гимназии моей… — она вздохнула. — В гимназии, конечно, все про эту историю знали. Я училась в хорошей школе, очень престижной, с отпрысками лучших семейств Необходимска! — она сказала это горько. — Наш директор собирался избираться в Городской совет. Возможно, он даже себя мэром видел… хотя почему видел? Всего десять лет прошло, наверное, как раз к этому посту подбирается! — еще один невеселый смешок. — Когда пришло известие о гибели родителей и о том, что банкиры за долги забрали наш дом и все другое имущество, он вызвал меня к себе в кабинет и предложил договоренность.

Я слушала, завороженная, и смотрела на Марину со странным чувством, полузабытым, но очень знакомым. Не сразу я сообразила — мне же просто хочется ее нарисовать! Такое у нее было лицо в этот момент: уязвимое, чуть отрешенное и в то же время полное внутренней силы! А как по нему скользила резная тень от клена…

Некоторые художники десятилетиями ищут такую натуру. Другие ищут всю жизнь.

Но я уже месяц не бралась за карандаши и кисти. У меня даже мысли такой не возникало.