Слава всему святому, что есть на свете: Дмитрий Пастухов — вовсе не туповатый полицейский из городского фольклора! Увидев, что я бегу с тяжелой тетрадью наперевес и что меня преследуют (неважно, кто), он первым делом выхватил у меня из пасти лабораторный журнал, ни о чем не спрашивая. А вот Елена, наоборот, спросила:
— Мурчалов, в чем дело? Кто у тебя на хвосте?
— Человек-генмод под булавкой! — крикнул я отчаянно. — Некогда объяснять! Разделимся! Боюсь, она будет меня преследовать!
Мне, к счастью, ни разу в жизни под булавку попадать не доводилось, но я отлично знал принцип ее действия: немало книг о Большой войне прочел. И я знал, что генмод под булавкой продолжает выполнять приказ, пока не выполнит, так или иначе. Или пока не потеряет возможность двигаться.
Поэтому я не сомневался, что девчонку не удержит ни отсутствие теплой одежды, ни тот факт, что я уже выскочил за пределы лаборатории и избавился от мешающего мне груза, так что догнать меня вряд ли получится.
К счастью, мои друзья меня послушались и бросились в другую сторону. Я же перескочил улицу и бросился в подворотню. К счастью, Медицинская Академия находилась вплотную к Оловянному концу — а уж там оторваться от преследования будет легче легкого!
Клянусь, ни до того, ни с тех пор я не мчался так отчаянно — а этот ребенок и не думал отставать!
Она перебежала вслед за мной улицу, тихую по дневному времени («А жаль, — подумал я немилосердно, — пусть бы и угодила под повозку!») и углубилась в толчею переулочков, которые постепенно становились все грязнее и запущеннее.
Мне удалось потерять ее из виду только спустя полчаса, не меньше. К тому времени я уже совсем выдохся и обосновался на какой-то случайной крыше, чтобы вылизаться и прийти в себя.
Несмотря на пасмурный день, солнце из-за туч грело почти по-весеннему; с крыш капало.
«Ну, теперь только аудиенция у мэра Воеводина, — думал я, пытаясь привести в порядок свой изрядно пострадавший в погоне хвост. — Должен же он нам со всеми этими доказательствами поверить! Надеюсь, Пастухов не потерял тетрадь… А еще надеюсь, что это чудовище не найдет дорогу назад в лабораторию».
Боюсь, в тот момент мне и в голову не пришло, каково будет ребенку, потерявшемуся зимой в Оловянном конце. Да я и не видел в Ане ребенка. Я видел врага, орудие, заточенное против города, который был мне дорог, против образа жизни, который я считал привычным. Меня вел ужас и не вполне привычный выброс адреналина.
Закончив вылизываться, я направился к ближайшей станции пневмотуннелей — с приятным чувством завершенного расследования. Угрызения совести меня не беспокоили; беспокоил только болезненный зуд в душе — как же быть с матушкой?..
Аня в это время стояла в домашних туфлях на грязном снегу примерно в двух кварталах от меня, растерянно оглядываясь. Потом она медленно побрела дальше, продолжая высматривать впереди и под заборами серого кота.
Глава 28
Как красть картины — 11
После пневмосистемы я добрался до своей конторы взмыленный, уставший и успевший проклясть все на свете. К счастью, мои товарищи по поискам заговора ожидали меня там во всеоружии — то есть вместе с тетрадкой.
Ждали, между прочим, у меня в кабинете: Прохор впустил их и даже позволил вольготно расположиться — Пастухову на моем уютном диванчике, а Елене прямо на спинке моего кресла.
К моему приходу они успели просмотреть лабораторный журнал, многое — если не все — поняли, и теперь кипели праведным гневом и негодованием.
К несчастью, ни отдыхать, ни предаваться эмоциям нам было некогда.
— Нам нужно как можно скорее добиться полицейского рейда на эту лабораторию, — объяснил я им. — Эти Серебряковы видели, что я утащил у них тетрадку. Да еще и подопытного из лаборатории выманил. Они постараются как можно быстрее избавиться от всех улик и сбежать. Надо их опередить.
— У-ху-ху, — вздохнула Елена. — Ладно. Принесу себя в жертву.
— В каком смысле? — удивился я.
Елена бросила на меня недовольный взгляд, после чего клювом разворошила оперенье у себя на груди и вытащила еще один мешочек с остроумной шнуровкой — из тех, что можно развязать совиными лапами. Оттуда она извлекла подвеску знакомого вида: желтое улыбающееся солнышко на цепочке. С удивившей меня ловкостью она совершенно самостоятельно, лапами и клювом, надела его себе на шею и расправила так, чтобы оно лежало поверх оперенья.
— Это чтобы вступить в переговоры с моим отцом, — объяснила она. — Депутат Длинноног — наверное, единственный, кто сможет организовать нам встречу с мэром так быстро.
— Длинноног?! — неприятно поразился я. — Но вы ведь представились Филиной!
— А кем я должна была представляться? — сварливо спросила она. — Вдруг бы вы слышали слухи, что Длинноног постоянно берет свою взбалмошную дочурку на работу, и за ней никто уследить не может? Вот и придумала себе фамилию попроще.
— Но… но… — я мотал головой, не в силах поверить, что такая необычная и так понравившаяся мне особа — несовершеннолетняя. — Сколько же вам лет?! — это, в конце концов, единственное, что я мог выпалить.
Сова мрачно нахохлилась.