— Ради амбиций… — вздохнул шеф. — Знаете, я бы советовал вам с нею поговорить. Именно вам. Это может быть полезно.
— Станет она со мной разговаривать! — вырвалось у меня.
Я вспомнила, как во время нашей первой экскурсии по «Прогрессу» Соляченкова меня мало не игнорировала.
Шеф поглядел на меня искоса.
— С вами — станет. Если хотите, могу устроить.
Я только брови приподняла. Может быть, когда ребра заживут, мне и придет охота общаться с этой женщиной. Пока же я чувствовала к ней только сильнейшее отвращение.
В этот момент в комнату вбежал Васька, раздосадованный, что его не разбудили смотреть парад и оставили одного — по крайней мере, так я перевела его отчаянное мяукание. Он с разбегу прыгнул мне на колени так, что я аж охнула: поганец становился все тяжелее с каждым днем, очевидно, рассчитывая догнать и перегнать отца.
— Василий! Что за манеры! — воскликнул шеф.
— Да ладно вам, — я тут же бросилась на защиту братишки. — Он просто возбужден. Все мальчишки любят парады.
В подтверждение моих слов Васька стал передними лапами на подоконник и замяукал еще громче. Вот кому будет приятно чувствовать себя родственником национальных героев, когда подрастет!
Капитан Бергсхорн и остальные из его экипажа — вот кто настоящие герои… Но, по иронии судьбы, спаслись только те мятежники, которые были заперты в асбестовой комнате вместе с нами. Но погибшие гражданами Необходимска не были, да к тому же работали на «Ния хоризонтер» — кумпанство, замаравшее себя связями с Соляченковой. Поэтому их подвиг едва ли отметили на второй странице газет…
Воображаю, какие были бы заголовки, если бы «Прогресс» все-таки упал на город!
Шеф, конечно, не врал — он и в самом деле сумел устроить мне встречу с Соляченковой.
В ожидании суда она прибывала в изоляторе ЦГУП — том самом, где я когда-то навещала Эльдара Волкова. Мне с тех пор живо запомнился белый коридор и одинаковые железные двери с окошечками.
Но Соляченкова почему-то устроилась гораздо роскошнее, чем несчастный оборотень. Я даже не думала, что камеры могут быть удобными и просторными, но эта именно такой и была. Если бы не решетка на окне и беленые стены, она бы напоминала самую обычную комнату: здесь имелись полки с книгами, письменный стол, хорошая кровать.
На этой-то кровати и сидела Соляченкова, когда охранница ЦГУП отворила мне дверь камеры. Выглядела преступница так же очаровательно и собранно, как в день приема на дирижабле. Даже прическа уложена так же аккуратно. Правда, платье попроще.
— А, помощница Мурчалова, — сказала она вместо приветствия, мило улыбаясь. — Анна Владимировна, кажется?
— Именно, — сказала я довольно сухо.
— Так присаживайтесь, — она кивнула на стул, отодвинутый от письменного стола. — К сожалению, это все, что могу вам предложить. Обстановка тут, сами понимаете…
Я прикусила язык. Можно было сказать, что большинство из нас, у кого нет влиятельных друзей, довольствуются меньшим. И что Соляченкова заслужила еще и не то за все то, что устроила. Но что толку?
— Ничего, меня устраивает, — сказала я, надеясь выразить интонацией, что меня это устраивает для нее, и одновременно прозвучать вежливо.
— О чем вы хотели со мной поговорить? — спросила Соляченкова очень дружелюбно. — Располагайте мною. Все равно тут особенно нечем заняться.
Ну, раз уж я подумала об Эльдаре…
— Почему вы убили Стряпухина? — вырвалось у меня. — Неужели только для того, чтобы сохранить секрет этого усилителя контрольных булавок?
Соляченкова изменилась в лице и посмотрела на меня неожиданно остро, без прежней вежливой маски.
— А! — сказала она. — Уж не поклонница ли вы пьес из Народного театра? Там злодеи имеют дурную привычку разоблачать себя, когда основное действие уже якобы закончилось. Неужели вы и в жизни ожидаете чего-то подобного?
Горячий румянец выплеснулся мне на щеки неудержимой волной.
— Значит, вы признаете себя злодейкой?
Соляченкова вздохнула.
— Анна… могу я называть вас просто Анна? В конце концов, я раза в два старше.
Дождавшись моего кивка — какая в самом деле разница! — она продолжила:
— Я признаю, что мои цели и выбранные средства далеки от идеала. Но кто идеален?
— А какие у вас были цели? — напряженно спросила я.
— Я хотела стать мэром и изменить этот город, — просто сказала Соляченкова. — К лучшему, к худшему — не мне судить. Но, во всяком случае, я сумела увидеть гигантский потенциал генмодов, который проглядело большинство политиков до меня. С Иннокентием Павловичем Стряпухиным, хотите верьте, хотите нет, я сошлась именно на этой почве.
— То есть вы признаете знакомство? — напряглась я.
Соляченкова вскинула брови.
— А вы все еще играете в сыщика? Разумеется, признаю, наше знакомство никогда не было секретом. Знакомство, не более того!
— Тогда почему бы вам не поучаствовать в выборах законным порядком? Зачем пытаться захватить власть вот так?