Ген свободы (СИ)

Потом вдруг показалось, что я эту брошь потеряла, и отныне у меня нет даже такого ненадежного щита; мне пришлось немного поерзать на полу, чтобы вновь ощутить ее спасительное присутствие на груди.

Как раз в этот момент распахнулась дверь на противоположном конце помещения — куда более хлипкая, чем та, за которую забросили меня, — впустив широкий луч света. Потом она закрылась. Я замерла, пытаясь стать как можно менее заметной. Тщетно: вошедший в комнату несомненно знал о моем присутствии и шел прямо ко мне!

Я услышала скрип новых ботинок, потом увидела и сами эти ботинки — отлично отполированные, они блестели даже в этом тусклом свете.

Над ботинками начинались брюки из хорошей шерсти, потом шли жилет и сюртук в тонкую полоску (и, конечно, шелковый уголок платка в кармане). А выше, над щеголеватым белым воротничком я разглядела лицо Александра Трофимовича Златовского, моего создателя.

Я видела его только один раз, на старой фотографии в журнале, но узнала мигом. Тогда я еще подумала: жена у него некрасивая, а сам щеголь, должно быть, женился по расчету — или, напротив, по редкостно большой любви, от которой на внешность не смотрят.

Но сейчас он мне вовсе не показался красивым, даже импозантным не показался. Лицо его было каким-то серым, одутловатым, левая щека дергалась. При всей аккуратности костюма усы производили неряшливое впечатление, в них будто крошки застряли. Глаза, невнятного цвета в полутьме, смотрели стеклянно и невыразительно, словно бы видя и не видя меня.

— А, — сказал он. — Последний наш эксперимент. Последняя память по Нелли. Ну, — он оглянулся. — Чем бы нам тебя починить?..

— Не смейте! — сказала я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. — Если вы только попробуете, вам не жить!

Он обратил на мои слова внимания не больше, чем если бы я мяукала по-кошачьи. Снял с ближайшего стеллажа булавку для галстука, наколол себе палец, потом собрал кровь под маленькую крышечку на конце. Затем присел на корточки.

Я попробовала отползти, попробовала разорвать веревки, напрягшись изо всех сил. Тщетно — это оглушили хлороформом меня плохо, а связали на совесть. Мне хотелось выть в голос. Ну что за фарс! Полугода не прошло, а я уже снова оказалась в плену у Златовских, и снова они хотят подчинить меня, но нет больше в этой темнице Волкова с его спасительным укусом!

Булавка коснулась моей щеки. Я думала, что умру.

Но я не умерла. Мысли все также неслись вскачь в моей голове, и отчаянная паника скрутила тело чуть ли не спазмом. Моя брошка сработала! Милая, хорошая брошечка! Милый, хороший шеф, который еще в детстве придумал для меня такую защиту!

Не знаю, что внушило мне спасительную мысль. Некоторые люди от адреналина умнеют; я едва ли из их числа, но тут безмерный ужас словно бы подсказал мне единственную линию поведения. Я расслабила тело, постаралась расфокусировать взгляд, прекратила биться.

— Хорошо, — сказал Златовский без всякого выражения. — Ты подчиняешься мне?

— Я подчиняюсь вам, — сказала я, стараясь говорить так же безэмоционально. Актриса из меня никудышная, но ужас придал мне таланта.

— Хорошо, — кивнул Златовский. — На кого ты работала до сегодняшнего дня?

— На сыщика Василия Васильевича Мурчалова, — я решила говорить правду, как если бы я правда была под булавкой: неизвестно, что именно он знает обо мне и о Мурчалове.

— Это по его заданию ты проникла в Школу детей ночи?

— Нет.

— Как нет? — казалось, он удивился. — Неужели по собственному почину?

Я молчала, лихорадочно пытаясь вспомнить, как я отвечала на риторические вопросы под булавкой. Буквально? Или просто их игнорировала?

К счастью, Златовский выручил меня, спросив:

— Или тебе кто-то еще приказал?

— Вильгельмина Бонд, — сказала я, пытаясь сообразить, должна ли я помнить отчество сыщицы. Если бы его называли при мне, под булавкой я бы вспомнила. Называли ли?.. Нет, неважно, это Златовскому знать неоткуда!

— А, вот оно что, — пробормотал он. — Бонд и Мурчалов работают вместе? С кем еще они стакнулись?

— Они работают вместе над некоторыми делами, — подтвердила я. — С ними работает старший инспектор ЦГУП Дмитрий Николаевич Пастухов и инспектор ЦГУП Жанара Алибековна Салтымбаева.

— Да не это, — досадливо дернул усом Златовский, — их клика из ЦГУПа меня не интересует… С кем они связаны в Ратуше, можешь мне сказать?

Я молчала, пытаясь сообразить, сдавать ли ему Пожарского или нет. Лучше нет! В конце концов, я ведь глупая помощница, меня могли ни во что не посвящать… я могла не знать Пожарского по имени или вовсе не понять, что эта овчарка работает в Городском собрании.

— В самом деле, откуда тебе знать, — пробормотал Златовский. — Сейчас я тебя развяжу. Можешь встать и размять мышцы.

Он начал развязывать веревки, ругаясь под нос на слишком крепкие узлы. Я же застыла в нерешительности: пытаться ли мне оглушить его и сбежать, или разыгрывать свой спектакль дальше?