Как можно быстрее, стараясь держаться ближе к берегу, чтобы вода стояла ниже (здесь она едва доставала мне до колен) и чтобы можно было хвататься за кусты, какие бы колючие они ни были, я зашлепала к лодочной станции. Ноги не только мерзли, но и увязали в густой грязи, намокший подол лип к телу и мешал, поэтому продвигалась я с черепашьей скоростью. Начала болеть прокушенная рука, о которой я успела забыть. Да еще я все время напряженно вслушивалась, боясь услышать позади меня плеск воды — вдруг этот чокнутый генмод прыгнет в реку!
А в довершение всего, вот будет невезение, если за те годы, что я не ходила гулять в местный парк, лодочную станцию успели перенести!
Лодочную станцию и в самом деле перенесли — я поняла это буквально через минуту. На ее месте построили обзорную площадку с красивыми фонарями. Здесь играла маленькая группа уличных музыкантов, молодые парни и девушки в перчатках с обрезанными пальцами — должно быть, студенты музыкального училища подрабатывают! Прогуливалось несколько пар отдыхающих, две даже танцевали возле этих музыкантов…
Ну да, я как-то упустила, что весной темнеет сравнительно рано. Мне казалось, что ритуал Школы должен проводиться глубокой ночью, однако, если рассудить здраво, часть девиц ближнего круга все еще живет с родителями, чтобы иметь возможность тянуть с них деньги для культа. Разумеется, они не могут вернуться домой среди ночи — слишком многое понадобится объяснять!
Впрочем, все это до меня дошло несколько позже. В тот момент я испытала только глубочайшее, всепоглощающее облегчение.
— Помогите! — крикнула я сорванным голосом, бросаясь по реке наперерез к ярко освещенной платформе. — Помогите, за мной гонятся!
Несколько человек отшатнулось. Однако двое или трое шагнули к самому краю платформы — и их руки протянулись ко мне, в темноту и холод.
Все-таки похищения ужасно вредны для здоровья.
Вот и в этот раз после пребывания в плену у злодеев я заработала себе постельный режим. К счастью, не с воспалением легких, всего лишь с тяжелой простудой — и с вывихнутой ногой. Оказывается, я даже не замечала, что она у меня вывихнута, пока брела по воде, а на суше боль меня нагнала. Врач очень сильно пожурил меня за то, что я долго на этой ноге ходила и скакала. Мол, если бы я сразу обеспечила покой, все могло бы обойтись обычной тугой повязкой. А так пришлось лежать, задрав ногу на подушки.
То же самое и с простудой: здоровье у меня отменное, и если бы я немедленно, выбравшись из реки, переоделась в сухое и выпила бы горячего чаю, как советовали мои спасители, от простуды удалось бы отвязаться.
Но как можно было заниматься переодеванием или обращать внимание на подвернутую ногу, когда я затылком чуяла погоню, а всем своим существом — убегающее время?
Не успели меня, стучащую зубами, грязную, слегка окровавленную и посиневшую от холода, вытащить из Номки, как я тут же попросила своего спасителя — пожилого благообразного господина, за чью длинную трость я ухватилась:
— Мне нужно в Собор! То есть в ЦГУП! Немедленно! Не теряя ни секунды! Пожалуйста, помогите, это очень важно!
Может быть, не стоило просить именно его, раз уж он и так уже мне помог (между прочим, испачкав в весенней грязи свои отличные замшевые туфли), но шеф всегда говорил, что человек, который уже оказал тебе помощь, охотнее окажет ее во второй раз. Генмод, кстати, тоже, психологически мы мало отличаемся друг от друга.
Пожилой господин (как позже выяснилось, профессор в Высшей инженерной школе) проникся, вызвал извозчика, и даже поехал в ЦГУП вместе со мной, благородно предложив мне свой пиджак. Я от пиджака отказалась, за что, вероятно, и расплатилась затем больным горлом и заложенным носом. Но в тот момент мне было жарко от погони и возбуждения.
В Соборе мне повезло: Салтымбаева оказалась на вечернем дежурстве. О моем исчезновении она не знала: шеф не успел хватиться, ведь я отсутствовала всего несколько часов. Но услышав о том, что меня держали в плену в особняке Веры Гавриловой, она сделала стойку не хуже Пастухова.
— Там могли остаться улики, — говорила я, дрожа все сильнее (пожилой профессор поглядывал на меня с тревогой). — Нужно успеть, пока они оттуда не сбежали!
Я имела в виду культистов, а не улики, отрастившие ноги, но Салтымбаева даже меня не дослушала и уж тем более не заметила оговорку — ее сорвало с места, словно вихрем. А мне пришлось снова извиняться перед моим благодетелем и просить отвезти меня домой.
Судьба какая-то у меня последнее время — кататься на извозчиках благодаря знакомым и незнакомым добрым самаритянам!
Шеф изрядно обрадовался моему появлению, даже ругать не стал: оказывается, он уже начал волноваться, но еще смутно надеялся, что я отправилась с Мариной на долгую прогулку, или зашла к ней в гости и забыла о времени. Хорошо, что он еще не успел отправить никого к Марине, получить известие, что мы с ней расстались еще днем, и разволноваться сильнее!
Он тут же предложил моему благодетелю чаю, выпечку и возмещение расходов, но тот с достоинством отказался от всего предложенного.