Ген свободы (СИ)

Радуясь, что за портьерой меня не видно, а за гудением не слышно, я зажала рот рукой и фыркнула.

Тем временем в гул, издаваемый женщинами, вплелись слова:

— Ночь кровавая, да благослови меня,

Ночь черноокая, да укрой меня,

Ночь, сестра моя, будь со мной,

Ночь, без сил моих не оставь меня!

Вслушиваясь в однообразные, тягуче-медленные слова, вглядываясь в покачивание одинаково одетых силуэтов, я снова как будто начала погружаться в транс. Пришлось снова представлять Стаса, одетого в форму младших воспитанниц — платьице с широким кушаком и бантом на спине — чтобы преодолеть сонливость.

И очень вовремя я взяла себя в руки, потому что слова сменились.

— Посланник ночи, прииди и отметь меня,

Посланник ночи, отметь меня клеймом своим,

Посланник ночи, о пусть клеймо твое,

Посланник ночи, на челе моем горит вечность!

Последняя строка отличалась по ритму от предыдущих; женщины в черном почти провизжали ее.

И тогда в темноте, дальше у зеркала, вспыхнули два огненных глаза!

Я вздрогнула от неожиданности, холодный пот выступил между лопаток. «Что за чертовщина! — мелькнула мысль. — Неужто и вправду магия?!»

Впрочем, я тут же устыдилась — и одновременно мне стало ясно, как именно привлекали этих девушек. Если уж даже я, зная изнанку происходящего и изо всех сил пытаясь поддерживать в себе здравый настрой, попала под воздействие этого всего, то каково же приходилось остальным женщинам?

А устыдившись, я немедленно поняла, что это был всего лишь Гуннар Лейфссон, только в маске, чьи глазницы пылали ровным оранжевым светом. «Какая-то химическая реакция, — попыталась убедить себя я, сдерживая дрожь. — Вроде бы, если в фосфор добавить марганец, он дает такой свет? Неважно, что-то точно дает! Никакой мистики!»

Девушки заголосили почти в экстазе, когда Лейфссон вошел в их круг. Он же только вскинул руки, призывая их к молчанию — и они немедленно смолкли.

— Мои последовательницы! — проговорил он тем самым властным тоном, который когда-то заставил меня, не думая, опуститься на колени и поцеловать его руку. — Я собрал вас тут, чтобы совершить наказание.

Мне почудилось, что я слышу шепот ужаса, пролетевший в темноте. Или, может быть, чую запах страха? Пока я наблюдала за песнопениями адепток, я как-то успела сжиться с ними, и теперь ощущала все их эмоции.

— Не нужно бояться, — проговорил Гуннар, внушительно и снисходительно одновременно. Он, несомненно, тоже чуял состояние своей «паствы». — Наказание коснется только отступницы. Той, что вкусила наших таинств, но не пустила их в свое сердце. Той, что отступила от нас и выдала наши секреты. Той, что предала нас, выставив лжецами и обманщиками.

— О-о, — простонал кто-то из женщин, возможно, несколько сразу.

— Многие из вас видели статью в «Вестях», написанную продажной журналисткой по словам отступницы, — продолжал Гуннар. — А того, что повлечет за собой эта статья, никто, кроме вас, и не увидит. Потому что сейчас отступница полностью околдована мною и находится в моей власти.

Затем он повысил голос:

— Отступница Анна! Выходи!

Все-таки он помнил мое имя. Или вспомнил только что.

У меня мурашки поползли по спине. «Никуда не иди, — сказала я себе, — выскользни тихонько, наверняка Светлана не заперла дверь изнутри, ты сможешь бежать…»

Но, пока я думала все это, ноги мои зашагали к Лейфссону совершенно самостоятельно. Как будто я в самом деле была подчинена булавкой!

Во имя всего святого, зачем вообще выводили генмодов? Людьми управлять предельно просто — если даже такой, как он…

Но не успела я додумать эту мысль, как уже стояла в широком кругу адепток. От их белых лиц и безумных глаз мне сделалось не по себе.

— Что за наказание определим ей? — спросил Лейфссон.

— Кровь! — взвизгнула Виктория Вертухина.

— Кровь! — завопил еще кто-то. С ужасом я узнала этот красивый голос: Вера Гаврилова!

И в самом деле, хозяйка особняка тоже была тут. Я скорее угадала, чем узнала ее: на сцене-то она всегда была в гриме. Несмотря на возраст — что-то около сорока, — она мало отличалась от остальных девушек, в основном, благодаря своей миниатюрности.

— Выпьем до дна! — низко, страшно воскликнула Светлана.

И я вдруг поняла: выпьют. Плевать им на Златовского, который велел оставить меня в живых. Плевать им на то, что они обычные люди в обычной жизни; здесь, сейчас, в темноте, им дозволено все! И способны они сейчас тоже на что угодно.

Глава 14 Во всем виноваты вампиры — 9 (фин)

— Узрите. Торжество. Ночи! — нараспев проговорил Гуннар Лейфссон.

Он сорвал маску; стало видно его лицо, по которому плясали тени, порожденные свечами. И клыки: как я уже говорила, Златовский, похоже, перестарался, и они не очень помещались. Хотя мне показалось, что сейчас Лейфссон даже специально держал рот приоткрытым, чтобы было лучше видно.