Ген свободы (СИ)

Так или иначе, от этого зрелища мне стало легче. Еще помогло то, что я обратила внимание, как отрывисто и четко Лейфссон выговаривал каждое слово. А все потому, поняла я, что клыки мешали ему! Точно так же, как Стасу. Просто он несколько лучше владел собой, вот я и не заметила, когда они меряли их в прошлый раз.

Но самообладание вернулось только ко мне. Девушки-адептки, казалось, окончательно его потеряли. Одна из них вскрикнула и все отпрянули, делая круг шире; одна из них наткнулась спиной на высокий канделябр, и тот зашатался.

— Спокойно! Спокойно! — театрально-повелительным тоном вскричал Стас. — Магистр показал свой истинный лик! Вы заслужили это! Вам оказана честь!

— А мы тоже так сможем? — робко спросил кто-то, кажется, Вера Гаврилова.

— Если будете усердно постигать учение Детей Ночи, — дипломатично ответил Стас.

Тоже так сможем! Видимо, девушкам не терпелось отрастить во рту звериные зубы. Как по мне, сомнительное приобретение, но о вкусах не спорят.

— Подай. Мне. Руку! — приказал Лейфссон.

Я вытянула руку, прикидывая, куда он будет кусать. Златовский ведь велел не трогать запястья. Хотя, может, ему слова Златовского не указ…

Гуннар и в самом деле не стал трогать мое запястье. Расстегнув манжету моего платья, он закатал рукав до локтя. У меня немедленно возникла ассоциация с прививками, которые нам ставили в пансионе.

А потом, держа мою руку своими — у него оказались горячие, совсем не потусторонние пальцы, — он поднес ее к губам. И вонзился.

Ну и больно было!

Уже значительно позже той истории мне попался какой-то роман, где вампиры подавались в романтическом ключе. Дескать, даже от укусов молодые девушки и юноши с ума сходят, так это приятно. Ничего приятного, смею вас уверить! То есть, возможно, у мифических вампиров и есть какие-то магические свойства, которые работают как анестезия, а то и как афродизиак, но у наших, доморощенных, таковых не оказалось.

Что же касается прочих ощущений, то представьте, будто вас укололи не обычным шприцом для инъекций, чей диаметр измеряется в долях миллиметра, а толстой-претолстой щепкой! Или, допустим, буравчиком, каким строители делают дырки в стенах.

В общем, я заорала. Причем испустила отнюдь не театральный стон, подобающий несчастной девице, замученной порождениями ночи.

— Бля, ебанулись, что ли?! Больно, мать вашу!

И рванула руку на себя.

Просчет Златовского с зубами сказался вновь: крепились они не очень хорошо. Вампирская вставная челюсть осталась висеть у меня прямо на локте, с которого капала черная в этом освещении кровь.

Адептки заорали — все разом, в унисон, словно репетировали. Лейфссон завыл, зажав руками рот: наверное, вампирский протез задел его настоящие зубы, вылетая. Стас замер, явно в шоке.

Бежать! Прямо сейчас!

И тут меня осенило. Вместо того, чтобы сразу кинуться к выходу — я так и не знала, закрыла его Светлана или нет, — я шагнула влево, туда, где к стене крепился выключатель электрического освещения. И щелкнула им.

Обычно паника нарастает, когда свет выключается. В этот раз все было наоборот.

Строго говоря, три или четыре электрические лампочки, закрепленные под потолком подвала, не могли похвастаться особенной яркостью. Но после долгого пребывания в почти полной темноте с напряжением всех нервов, которое испытывали адептки, после шокирующего лишения зубов их «великого магистра», электрический свет показался им, должно быть, острым клинком, пронзающим их зрение. Даже у меня закружилась голова и защипало в глазах — а ведь я сообразила зажмуриться.

Крики усилились, в них прорезались маты. Особенно выделялся голос Светланы, которая ругалась почище портового грузчика: не сравнительно безобидными наименованиями частей тела, а поминая чертей да шайтанов.

Мне, однако, некогда было вслушиваться: я метнулась к двери из подвала.

Светлана все-таки заперла ее за собой, но не на ключ, на обыкновенный замок, который достаточно просто повернуть несколько раз, и на щеколду. Хорошо, что я не стала пытаться выйти отсюда в темноте: пока я с этим всем возилась бы на ощупь, тут бы меня и поймали. А сейчас все получилось в два счета. Несколько ловких движений — и я на свободе! Единственная задержка — сунуть вставные зубы Лейфссона в карман.

Ну, почти. В моем случае свобода начиналась на каменной лестнице, ведущей вверх из подвала.

Осталось только выбраться из особняка.

* * *

Под настроение шеф иногда любит порассуждать о том, что самое важное в сыскном деле. С его точки зрения, это наблюдательность, и тут, конечно, не поспоришь. Кроме того, он обожает добавлять, что порой самые неожиданные наблюдения и случайные выводы могут оказаться тем самым ключиком, который и позволит решить проблему.

А речь в деле частного детектива частенько идет именно о решении проблемы, вовсе даже не о розыске преступника, как я имела возможность убедиться. Преступника-то как раз разыскать в большей части случаев отнюдь не проблема…