Ген Тургенева

Советский голос был доволен собой. До него и вокруг него других советских голосов в природе не было. Ему не с кем было себя сравнить. С ним некому было спорить. Но от этого он и страдал; ему просто не с кем было поговорить. Поэтому в нем слышались то пафос и энергетика первооткрывателя, то отчаяние единственного на Земле человека. Советский голос может быть доволен собой и сейчас.  Светский голос пережил всех. Он пережил советской тело, советское коллективное бессознательное, советский взгляд, советский жест, советский текст, Горбачева, КГБ, Госплан, Ельцина, СНГ и Саддама Хусейна. У России был перерыв, когда она искала голос, но теперь Россия снова заговорила советским голосом. Русского человека сразу же выдает его советский голос. У олигархов и номенклатуры уже давно западные счета и западный имидж, но все еще безнадежно советский голос. Советским голосом говорят все. Советский голос вернулся в свою советскую юность и теперь к месту и не к месту употребляет популярный у советских людей в двадцатые годы глагол «зачитать». Советскому голосу все так же мешает фонограмма и он по-прежнему говорит не то, что он хочет сказать. Если он хочет сказать о нефтяных монополиях, то он говорит о «Трех сестрах». Если об «Идиоте» – тогда о монетизации льгот. Если о брутальном сексе – тогда о Дне Победы. Если об экологии – тогда о порнографии. Советский голос по-прежнему все путает. Он путает Рублевское шоссе с входом в рай, модный бутик – с благотворительным фондом, стриптизершу – с Марией Магдалиной, формат – с комбатом, собственность – с недвижимостью, недвижимость – с независимостью, независимость – с Конституцией, Конституцию –  с потенцией, потенцию – с капуччино, капуччино – с кофе по-венски, кофе по-венски – с Венесуэлой. Одно время казалось, что советский голос уйдет навсегда. Теперь так уже не кажется. Теперь кажется, что он не уйдет никогда.

Рисунки Игоря Ревякина

Специально для ПО

--------------------------------------------------

Александр Жуков

г. Электросталь

* * *

Ты трактористка невиданных иллюзий и снов.

Я неадекватный зритель коалиции.

Если я произношу слово «любовь»,

То не сдаю сердечной позиции.

Прижмись ко мне своей душой,

Погладь мои волосы кистью руки,

Останься, пожалуйста, вместе со мной,

Будто недолюбовники мы, а не враги.

Мне только и нужно, лишь то

Чтоб ты пересекла мой экватор.

Твоя амуниция – траурное пальто

Будоражит мой интимный кратор.

Я фетишист, вдыхающий твоё либидо,

Твои критические, и тебя всю.

Я твой начальник, не подающий вида,

Я безумно и нелепо тебя люблю!

А ты, заведя свой жизненный мотор

Напором бороздишь мои страдания,

Будто над головой наточенный топор,

Рубящий: любовь, эмоции, признания…

Я полиглотирую твои образы,

Принимаемые женщиной хамелеоном.

На твоей футболке стразы

Сверкают псевдомиллионом!

И я сверкаю, как светлячки,

У меня слишком мало бензина

Сверкнуть! Чтоб через свои очки

Ты увидела как мной ценима-любима!

Ты бульдозер невидимых иллюзий и снов,

Я начальник интимной милиции,

Если произносится слово «любовь»,

Нельзя нарушать традиции…

Странное.

Я смело сжимал твои руки

Грубыми пальцами,

Сгорающим днем от скуки.

Глотал твои мысли,

Душой запивая,

Желал неприятностей разных,

Мысли свободы глотая.

Я гладил рукой твое тело,

Чувствуя бархат кожи.

Отражаясь во мне, ты хотела

Страстью гореть, но все же

Была ты хорошей, а после ужасной.

Будь не похожей, а вскоре прекрасной.

Лови мои губы губами,

Вплетайся в меня корнями,

Покрой заодно корою,

Зеленой сочной листвою.

Я нежно ласкал твои руки

Мягкими пальцами,

Седеющей ночью, от скуки.

-----------------------------------------------

Иван Тургенев

Природа

      Мне снилось, что я вошел в огромную подземную храмину с высокими сводами. Ее всю наполнял какой-то тоже подземный, ровный свет.

   По самой середине храмины сидела величавая женщина в волнистой одежде зеленого цвета. Склонив голову на руку, она казалась погруженной в глубокую думу.

   Я тотчас понял, что эта женщина – сама Природа, – и мгновенным холодом внедрился в мою душу благоговейный страх.

   Я приблизился к сидящей женщине – и, отдав почтительный поклон:

   – О наша общая мать! – воскликнул я. – О чем твоя дума? Не о будущих ли судьбах человечества размышляешь ты? Не о том ли, как ему дойти до возможного совершенства и счастья?

   Женщина медленно обратила на меня свои темные, грозные глаза. Губы ее шевельнулись – и раздался зычный голос, подобный лязгу железа.

   – Я думаю о том, как бы придать большую силу мышцам ног блохи, чтобы ей удобнее было спасаться от врагов своих. Равновесие нападения и отпора нарушено... Надо его восстановить.

   – Как? – пролепетал я в ответ. – Ты вот о чем думаешь? Но разве мы, люди, не любимые твои дети?

   Женщина чуть-чуть наморщила брови:

   – Все твари мои дети, – промолвила она, – и я одинаково о них забочусь – и одинаково их истребляю.

   – Но добро... разум... справедливость... – пролепетал я снова.