Гендальев

– Да плевать мне! Не желаю об этом говорить! Сумасшедший козёл, начитавшийся дурацких сказок и поменявший фамилию в честь волшебника. Он псих и не отец он мне! Я плевала на него, он маму убил! И не уводи меня от темы, не уводи, мразь! Я всю свою молодость отдала на твоё воспитание после их смерти, я пожертвовала личной жизнью, всем! Чтобы Витенька выучился, чтобы Витенька смог нормально жить, – она сделала гадливую интонацию. – Витенька был маленьким, у него папа с мамой погибли, он бедненький, он сирота.

– Перестань, Оксана! – вскричал Витя Гендальев.

– Нет, не перестану! Не перестану, сегодня я решаю: амба! С меня довольно! Мне тридцать пять лет и из-за тебя, паскуда мерзкая, у меня все шансы остаться старой, одинокой девой! Я ненавижу тебя, я ненавижу тебя, мразь! Ты моё проклятье, ты виноват, ты уничтожил мою жизнь! Надо было тебя в детский дом сдать пятнадцать лет назад, когда сумасшедший козёл папаша сдох, прихватив маму с собой!

Брат злобно уставился на неё и ответил:

– Но ты же не сдала меня в детский дом, чтобы проблем с наследством не возникло? Тебе ведь нужна была эта трёхкомнатная квартира и деньги, и всё остальное. А всё ведь пополам, да, Ксюша? Пополам? Пополам?! А?! – он скорчил рожицу. – Поровну, сука!

Резкий удар в живот оборвал его кривляния.

В руках Оксаны появилась невесть откуда взявшаяся полицейская дубинка. Она ударила его по лицу, потом по спине, по голове, по ногам. Он кричал от боли и корчился на полу, а она продолжала его жестоко избивать.

Наконец она устала и села на стул. Гендальев лежал на полу и приглушённо стонал.

– А теперь попробуем заново. Слушай меня внимательно и не смей перебивать, – сказала Оксана ледяным тоном.

Она уставилась на дубинку в своих руках, немного помолчала и сказала уже спокойно:

– Вот, одолжила вчера специально для тебя, Витя.

Брат продолжал постанывать, скрючившись у её ног.

– По поводу твоих слов насчёт наследства. Да, в чём-то ты пожалуй прав и если честно, будь у меня выбор, я бы сдала тебя в приют, а сама довольствовалась бы своей половиной, но всё было не так просто. Видишь ли, мне тебя было жалко, и я не могла пойти на такие муки совести. Этот поступок, к сожалению, был мне не под силу.

Когда погибли родители, по вине пьяницы отца, я была напугана, потрясена. Мне и двадцати лет не исполнилось, я была младше, чем ты сейчас. Тем не менее, я нашла в себе силы заботиться о тебе, уж как умела. Я всю свою молодость работала и кормила тебя, неблагодарную скотину. Я пожертвовала всем, личной жизнью, карьерой и ради чего? Чтобы ты вот так жил? Я оплачивала твою учёбу в институте, да, по большей части за счёт денег, оставленных родителями, но если бы они не умерли, мне бы и не потребовалось заниматься тобой, не так ли?

А сейчас ты получаешь диплом, напиваешься и ещё непонятно чем травишься, говоря, что ты это заслужил? Ты ничего не заслужил, Витя, ты ничтожество. Бесполезное, тупое ничтожество. Жалкий слизняк, беспомощный мальчик и задрот. Дальше так продолжаться не может, и сегодня я ставлю точку.

Гендальев наконец перестал стонать и уставившись на сестру, промямлил:

– Какую ещё точку?

– А такую, я собиралась устроить тебя на первую работу, но ты на неё не пойдёшь. Ты поедешь в армию, Виктор.

Он вылупился на неё широко раскрытыми глазами.

– Да ты что, Оксана, какая армия, у меня же и зрение плохое, и время я потеряю, надо опыта набираться по специальности.

Сестра снова разозлилась и замахнулась на него дубинкой. Витя отпрянул, загораживаясь рукой.

– Набираться опыта? Зрение плохое? – вскричала она. – Да ты, собака, меня только опозоришь, и тебя уволят! Работа – это тебе не вшивая шарага с продажными преподами! Да и с чего ты взял, что у тебя есть выбор?! Служить в армии – это твоя обязанность! Установленная законом обязанность, а твоё зрение тому не помеха, поедешь в допустимые войска! Сволочь ты тупая! Тюлень!

Она перевела дух и продолжила уже спокойнее.

– Ты молчи и слушай меня, я тебе уже сказала, что решение принято, ты вообще здесь никто, блевота из-под унитаза. Опека заканчивается сегодня, и твоя задача запомнить последние инструкции!

Витя больше не стал ничего говорить, он лишь приподнялся и уселся на полу, прислонившись спиной к холодной батарее.

Ничего, думал он, это пройдёт, сейчас извинюсь, сделаю покорное лицо, а завтра она скажет о том, что прощает в последний раз.

– Не стоит тешить себя надеждой, что я просто психую, – словно прочитав его мысли, сказала сестра. – Я долго вынашивала это решение в голове, глядя на твоё безобразное поведение и то, что я говорю сейчас, это результат долгого и тщательного обдумывания.