Гендальев

Тридцать лет спустя

У лазурных берегов Мадагаскара дрейфовала океанская яхта. Огромное судно тихо покачивалось на умиротворяющих волнах Индийского океана. Из кают компании вышел пожилой мужчина и, остановившись в дверях, перекинулся несколькими словами с кем-то в каюте. Потом он прикрыл за собою дверь и поднялся на палубу.

– Отвези меня на землю, – сказал мужчина матросу.

Через несколько минут днище моторной лодки упёрлось в вязкий песок.

– Я позвоню, – бросил мужчина, вылезая на берег.

Он уверенно зашагал вглубь острова. Вскоре перед путником показалась крестьянская деревня. Здесь жили рыбаки, земледельцы, скотоводы и другой сельскохозяйственный люд. Типичное мирное поселение, живущее по своим законам и правилам. Они никому не мешают, не платят налогов и не пользуются благами цивилизации. Они пьют и едят то, что сами добывают, изредка вступая в контакты с «большими» людьми из больших городов.

Незнакомец пересёк несколько улиц и остановился у деревянной ограды.

Все жители деревни здесь были чёрными, а вот гость был белым и тот, кого он разыскивал, должен был быть белым тоже. Если конечно то, что ему рассказали на днях, было правдой.

Он осмотрел участок и кивнул парням, что там работали. Кожа этих негров была светлее, чем у других. Отметив это, гость ещё раз подумал, что услышанная им история, действительно может оказаться правдой.

А затем из дома вышел белый человек.

Примерно того же возраста, что и гость, он был седой и морщинистый, но всё ещё сильный и бодрый. Быстро приблизившись, он остановился и близоруко сощурился. Рот хозяина дома непроизвольно открылся.

– Муса?!

– Витя, что с тобой стало? Где твои очки и контактные линзы? – спросил гость и расхохотался.

С момента их последней встречи минуло больше тридцати лет. Теперь они стояли друг перед другом, огороженные первобытным частоколом. Позади, осталась большая часть жизни и половина земного шара.

– Я тут, знаешь ли, в очередную командировку приехал в Антананариву, и до меня дошёл слух, что в некоем диком посёлке, на восточном побережье острова живёт какой-то русский, – сообщил Муса.

Виктор открыл калитку и впустил друга во двор. Они обнялись.

– И что же за командировка, дружище? – спросил Гендальев.

– Как что? Я ведь тебе рассказывал – работаю у Лошо.

– Но ведь тридцать лет прошло! Он что ещё жив?

– Живее всех живых, да и с чего бы ему умирать? Восемьдесят четыре года всего-то. Самый возраст для мудреца, готовящегося к Нирване.

– Викка?! – к ним подошла негритянка.

– А, сейчас. Друг, это мой друг! – указал он на Мусу и добавил, обращаясь уже к нему. – Извини, дружище, здесь не принято приглашать в дом. Давай мы лучше с тобой пройдёмся до пляжа.

Он обернулся и сказал что-то женщине, после чего взял Мусу под локоть, и они вышли за ограду.

– Папа! – подбежал сзади молодой мулат. – Возьми.

И он передал Гендальеву холщовую сумку.

Виктор потрепал юношу по густой шевелюре:

– Спасибо, сын!

Муса зацокал языком:

– Ну, ничего себе! Семью завёл себе здесь туземную!

– Скорее это меня завели, – отозвался Виктор. – Эх, старина, знал бы ты, как всё в моей жизни обернулось…

– Да знаю я. Что здесь конкретно конечно было – нет, но историю ту, про терроризм, рак и твоё бегство на корабле, всё знаю.

Гендальев удивился:

– Откуда же? Про расстрел суда, пожалуй, понятно, но об остальном?

Муса помрачнел:

– Я приезжал в ваш город лет пятнадцать назад. Про расстрел суда, кстати, только тогда и узнал. Мы, видишь ли, у Лошо новости не смотрим. Хотел повидаться, но обнаружил, что номера твоего в базе нет. Тогда я отыскал твою сестру и… Тяжёлый был разговор. Они тебя там похоронили давно, ты это письмо своё…

– Не надо, – оборвал Виктор. – Не надо, Муса, я не хочу ничего знать.

Они пришли на пляж и сели на голый песок, Гендальев открыл сумку, достал из неё бутыль домашнего кваса и жареное буйволиное мясо. Передавая Мусе глиняную чашку и наливая в неё квас, он чуть не расплескал всё мимо. Руки затряслись, он отвернулся, едва сдерживаясь от слез.

– Эй! – Муса хлопнул его по плечу. – Ну-ка заканчивай с этим!

– Извини, – проговорил Виктор. – Просто… я просто не могу выразить это словами. Мне очень жаль, но та жизнь для меня кончилась, и я не хочу бередить старые раны…

– Да что ты! Забыл что ли, с кем говоришь? Я ведь десница философа! Ладно, дело твоё, не хочешь – не будем. Я только хочу сказать… надеюсь, ты в курсе, что у тебя не было никакого рака?

Гендальев усмехнулся:

– Да уж успел додуматься.

– Я не о том, просто знаешь, некоторые склонны мистифицировать, вроде как «выздоровел», «победил» и тому подобное.

Гендальев задумчиво смотрел на поднимающиеся волны.

– Знаешь, Муса, а ведь этот рак помог мне начать жить. Это видимо и было то самое экзистенциальное событие, о котором рассказывал Лошо. Хотя нет, таким событием был расстрел суда. Если бы не теракт Волкова, я бы не попал в клинику. Если бы я не попал в клинику, то не обнаружил бы рак. Если бы…