Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология

Bakhtin, Mikhail. Problems of Dostoevsky’s Poetics. Trans. Caryl Emerson. Minneapolis: U of Minnesota P, 1984.

Brodsky, Iosef. Less than One: Selected Essays. New York: Farrar, 1986.

Buber, Martin. Daniel: Dialogues on Realization. Trans. Maurice Friedman. New York: Holt, 1964.

Он же. I and Thou. Trans. Walter Kaufmann. New York: Scribner’s, 1970.

Emerson, Ralph Waldo. Selected Writings. Ed. William H. Gilman. New York: NAL, 1965.

Kaplan, Aryeh. Sefer Yetzirah The Book of Creation: In Theory and Practice. York Beach: Samuel Weiser, Inc., 1990.

Kazantzakis, Nikos. Zorba the Greek. Trans. Carl Wildman. New York: Ballantine, 1952.

Lacan, Jacques. The Language of the Self. Trans. with commentary by Anthony Wilden. Baltimore: Johns Hopkins UP, 1968.

Levinas, Emmanuel. Nine Talmudic Readings. Trans. Annette Aronowicz. Bloomington: Indiana UP, 1990.

Morson, Gary Saul. «Who Speaks for Bakhtin?: A Dialogic Introduction». Critical Inquiry 10 (1983): 225–243.

Pascal, Blaise. Pensées. Paris: Club des Libraires de France, 1961.

Steinsaltz, Adin. Biblical Images: Men and Women of the Book. Trans. Yehuda Hanegbi and Yehudit Keshet. New York: Basic, 1984.

Unamuno, Miguel de. Tragic Sense of Life. Trans. J. E. Crawford Flitch. New York: Dover, 1954.

Wiesel, Elie. Against Silence: The Voice and Vision of Elie Wiesel. Ed. Irving Abrahamson. 3 Vols. New York: Holocaust Library, 1985.

Евгений Сошкин Лепрозорий для незрячих Михаил Генделев и проект «Русскоязычная литература Израиля»

На протяжении трех десятилетий Михаил Генделев не упускал случая подчеркнуть, что не является русским поэтом, но – израильским, пишущим по-русски. Концепция израильской русскоязычной литературы возникла в 1979 г. в кругу литераторов, куда помимо Генделева входили, по его собственному свидетельству (которое для нашей темы лишь и имеет значение), Майя Каганская, Анри Волохонский, Юрий Милославский, Леонид Гиршович[6]. Концепция была намеренно двусмысленной, подразумевая как самостоятельную литературу в ранге национальной, так и «новую литературу» – то есть в данном случае художественную реформу универсального характера в рамках отдельной региональной литературы. Дерзость этого проекта заключалась в демонстративном разрыве с, казалось бы, естественными союзниками, совместно боровшимися против советского врага за статус истинной русской литературы: во-первых, с русской эмиграцией, раздражавшей израильтян своим культурным экспансионизмом; во-вторых, с неподцензурной литературой в СССР (в частности, с так называемой ленинградской поэтической школой, о которой Генделев вспоминал: «Это было сплошное нелицеприятное мордобитие, что само по себе для начинающего автора – полезная вещь»[7]). Не менее дерзко звучало провозглашение русскоязычной литературы истинной литературой израильской – как реакция на ее – пусть не тотальное, но вполне явственное – бойкотирование, в основном по идеологическим мотивам, со стороны ивритоязычного литературного истеблишмента.

Но у Генделева могли быть и личные, даже интимные причины открещиваться от гордого именования «русский поэт», связанные с довольно специфической семантикой слова «русский» и его производных в генделевском словаре. В основном поэтическом корпусе Генделева слово это встречается с полсотни раз и практически всегда стоит в сильной смысловой позиции, часто выполняя функцию лексического раздражителя. Эпитет «русский» у Генделева звучит с легким, а иногда и тяжелым еврейским акцентом, и заключает в себе некую «некошерность», отталкивающую, но и притягательную. Поэтому «нерусский» означает «еврейский»:

как Ему Нерусскому надоели
мы такие какие мы

«Осенние уроки симметрии»

Но, сообразно типичному для Генделева взаимотождеству полярностей, «русский» означает, пусть иронически, в точности то же, что и «нерусский»:

такая публика зажгут Москву спалят Варшаву
мишугинер по-русски говоря

«Палестинское танго»

Игры с русским языком и заигрывания с русской культурой непреодолимо соблазнительны и смертельно опасны:

будет на нашей на улочке праздничек
нечего ждать жидовин не отвык
мы как проказу схвативший проказничек
высунем русский язык!

«Дни перелетные дни недолетные…»