Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология

Мы лицезрели тебя,
стоящего во весь рост в боевой колеснице.
Тогда стоял ты
(как ты хотел и как ты просил),
стоял ты против народа Арама.
Ты оставался с нами ради
поднятия боевого духа в сражении
при высотах Гилада.
Устали мы сильно тогда, но верили:
ты продолжаешь быть с нами,
ты – наш предводитель.
Издали ты был как живой.
Допустим, великим праведником ты не был
и сделал много «неугодного пред очами Господа», но,
в общем, ты был не из худших царей.
Прискорбно, что не сам ты, а те, кто достойней тебя,
о тебе оставили запись.
А это – свято. И это уже навсегда. Пропащее дело —
никаких апелляций.
И как ни «трудно быть мэром Иерусалима»,
несравненно труднее
быть государем Шомрона.
Особенно в те времена, когда делятся все
на праведников и злодеев.
А когда ты взял из Сидона
(по политическим, ясное дело, соображениям)
дочь Этбаала, красивую и жестокую стерву,
то окончательно спутал дела в Шомроне,
поскольку с приданым твоей дражайшей супруги
в ход пошли привозные
(в придачу к местным, которых и так хватало),
в ход пошли привозные баалы, иноземные, совсем уж
мерзкие боги.
Понятно, тебе это было поставлено в счет…

Но твои покаяния обошлись нам дороже твоих

прегрешений:
ночь за ночью
ты слонялся один. И в ответ на твои вздохи раскаянья —
молчание.
И оно, молчание, нам слышалось вздохом.
В конце безмолвия – вздох.
Опять же – пророк Илия. Тебе с ним не повезло —
он был твоей неотступною тенью.

Но не было Илии с тобою в сражении при Каркаре

(о нем, между прочим, жестоком сраженьи, —
ни строки, ни полстрочки во всех Книгах Царств;
очевидно,
потому, что ты победил при Каркаре).
Информацию о кампании мы черпаем из ассирийских
архивов…

Похоже, ты при Каркаре

оказался совсем недурным воякой. Иначе фигура
умолчания в Книге попросту необъяснима.

Но на кой ты отстроил Иерихон (трудами Ахиэля

из Бет-Эля)?
С чего вдруг? Иерихон! Ни больше ни меньше…
Почему не вспомнил седого проклятия? Память отшибло?

А теперь, как в дурной бесконечности, снова и снова

перед нами встают из-под глинобитных фундаментов
лица Сегуба и Авирама!

А войны меж тем тянулись. Страшные войны

и страшные годы.
Длились и для героев тоже.
И при всякой из них ты не уклонялся, а воевал —
не только на пересеченной местности, но и на равнинах.
И Бен-Хадад был научен тобою тому, что наш Господь —
Бог не только горы, но и равнины тоже.
Да! Ты завоевал сердце базаров Дамаска,
не последней, надо сказать, столицы,
но – не искупил… Тем не менее – не искупил.

Хотя била во искупление смерти Навота

кровь из пробитой твоей аорты – как предсказал Илия.
Кровь Навота из щелей доспехов твоих лилась,
когда ты притворялся живым – и живым казался,
особенно при последних лучах угасающей и угасшей
вечерней зари на высотах Гилада.

О, Ахав! Мой мертвый царь.