Более того, стремление капитализма к получению прибыли не означает автоматического взаимообмена между увеличением продуктивности и уменьшением рабочего времени. В конечном счёте, как показал Маркс, прибыль — это просто разница между ценой товара, произведенного рабочим и заработной платой, которую он получает: капитализм стремится максимизировать собственную прибыль через уменьшение заработной платы, удлинение рабочего дня, увеличение продуктивности или с помощью комбинирования всех этих способов. Любой капиталист, который захочет вести свои дела более гуманно, вероятнее всего, будет побежден своими соперниками и вынужден будет уйти из бизнеса. Условия, определяющие или поддерживающие отдельные темпоральные политики, носят все более международный характер, к тому же, гегемония неолиберальных представлений на глобальном уровне затрудняет вмешательство государства для уменьшения рабочего времени. Хотя влияние глобализации очень неравномерно и сама эта концепция оспаривается (см.: Harrison, 2002), многие согласятся, что есть несколько структурных причини для увеличения рабочего времени как в США, так и в Европе, вытекающие из сложного конкурентного соединения: появления новых индустриальных стран и новых дерегулированных экономик Восточной Европы; глобализации бедности и возможностей для аутсорсинга; низкой заработной платы, отсутствия гарантий занятости, уменьшения влияния профсоюзов и стремления к чисто либеральной экономике во многих западных странах. Например, Пьетро Бассо (Pietro Basso) утверждает: «тенденция распространять «архаичные» часы в современные времена. это
Это, однако, не означает, что нельзя достичь улучшений условий труда. В самом деле, хотя каждый отдельный работодатель хочет максимизировать эксплуатацию, капиталисты коллективно заинтересованы в поддержании лояльной и здоровой рабочей силы с достаточными доходами для покупки их товаров. Поэтому они иногда заинтересованы в государственном или международном регулировании условий труда. К примеру, хотя многие работодатели яростно выступали против законодательного ограничения рабочей недели в течение 19‑го века, они выиграли от этого в более длительной перспективе (см.: Marx, 1946 [1867], часть III, и обсуждение Nyland, 1990), или, в наши дни, многие работодатели получили свои дивиденды от введения отпусков по беременности и родам в Европе, это помогло им сохранить квалифицированных работниц, не теряя при этом своих конкурентных преимуществ. Однако такие преимущества не всегда явные и достижимые, и поэтому регулирование вряд ли будет достигнуто без политической борьбы.
Бассо также пишет, что только с помощью классовой борьбы модели удлиненного рабочего дня можно оказать сопротивление, ведь традиции борьбы рабочего класса и человеческие стремления «все еще тлеют под пеплом» (Basso, 1998, p. 9). Такая борьба сегодня принимает новые формы, дополнительно к традиционной профсоюзной и партийной деятельности. В частности, негативные последствия глобализации все чаще опротестовываются многочисленными и разнонаправленными неправительственными организациями, наднациональными институциями, такими как Объединенные Нации и Европейский Союз и с помощью всемирных социальных движений, наиболее масштабно — международными протестами против деятельности Всемирной торговой организации, Мирового банка и Международного валютного фонда (Harrison, 2002; O'Brien, 2005). Широкий доступ к Интернету и электронной почте также значительно увеличил возможности для новых форм глобального активизма.
Выводы