Гендерный мозг. Современная нейробиология развенчивает миф о женском мозге

В разные исторические времена участие женщин в науках менялось в соответствии с фортуной. Сначала это было нечто вроде модного хобби, потом наука стала для женщин уважаемой, признанной, элитарной (и часто – прекрасно оплачиваемой) профессией. Постепенно наука перестала быть неконтролируемым поиском знаний, доступным любому, у кого было образование и средства, и стала официальной профессией, обществом избранных, в число которых женщины явно не входили. В 1660 году было основано Лондонское королевское общество, научное объединение «естественных философов» и врачей, но первое ходатайство о приеме в него женщины поступило только в 1901 году и было удовлетворено в 1945 году[14]^{, 9}.

Однако в тех случаях, когда женщины все-таки получали право на образование и средства для преследования собственных научных интересов, они нередко проявляли себя экспертами. Особенно это касалось астрономии, и в 1786 году вышла в свет книга, посвященная женщинам-астрономам¹⁰. Хотя в те времена еще чувствовалось влияние сексизма, дисциплины вроде геологии и астрономии считались «более безопасными» для женщин, а классические науки и история могли поощрять политическую активность. Однако в целом участие женщин в науке было чем-то необычным и нежелательным[15].

Мы уже несколько раз сталкивались в этой книге с истоками движения «традиционалистов». Это течение возникло в девятнадцатом веке, и его последователи считали, что мужчины и женщины обладают разными биологически определенными качествами, которые ставят женщин на более низкую ступень, чем мужчин, и это делает их неспособными к научным размышлениям на высоком уровне. Поэтому женщин, которые интересовались, например, астрономией или математикой, скорее считали двухголовыми гориллами, чем хвалили за «острый ум и проницательный гений»¹¹.

Женщины попали в двойную ловушку. Считалось, что не только их организм в целом, но и мозг в частности не подходит для любого сложного мысленного упражнения. Их намеренно исключали из заведений, где формировалась новая профессия ученого.

Помимо физического исключения, существовал и другой путь отстранения. Это было формирование общественного мнения об особых характеристиках, которые, как оказалось, несовместимы со способностями, наклонностями и предпочтениями, что делало их непригодными к науке. По одной из версий, женщины недостаточно представлены в науках потому, что сфера их интересов находится где-то в другом месте. Женщин больше интересуют люди, чем вещи, следовательно, они не выбирают точные науки, якобы относящиеся к категории «вещей»¹².

Как вы помните, в Главе 3 мы видели, как измеряются эти «Люди» и «Вещи». Хотя это откровенно некорректный показатель, он остается популярным мифом из серии «женщины-и-наука» и лежит в основе многих споров о причинах (и методах исправления) гендерного неравенства в точных науках. Когда приводят этот миф, мы видим, как биологический довод об отсутствии интереса женщин к профессиям из категории «вещей» (ввиду особенностей организации мозга под воздействием гормонов во внутриутробном периоде) между строк советует не стоять у природы на пути и перестать устранять гендерное неравенство.

Мы снова возвращаемся к идее Барон-Коэна о систематизации и сопереживании. Принимая во внимание определение систематизации, ничего удивительного, как оно совпадает с характеристиками наук (особенно инженерных, информатики, математики и физики), а также с личностным профилем ученых. Категория «вещи» или «люди» изначально придумывалась не только для наук в целом или точных наук в частности. Равно как и категория «сопереживатели-систематизаторы» не относится (в общем и целом) к противопоставлению «науки» и «искусства». Эту связь породило точное совпадение качеств систематизаторов с характеристиками точных наук (что неудивительно, учитывая критерии определения).

Исследователи из лаборатории Барон-Коэна обнаружили связь между склонностью к систематизации и обучением на факультетах физики, но это касалось студентов обоих полов/гендеров¹³. В общем-то, удивительно, учитывая явную взаимосвязь между полом и систематизацией-сопереживанием, которую ранее установили эти ученые. Очевидно, что это озадачило самих исследователей, потому что в резюме статьи они предположили, что пол/гендер был на самом деле значимой переменной: «таким образом, индивидуумы, которые получили низкие баллы за систематизацию (преимущественно женщины), возможно, не интересовались фундаментальными науками. Вероятно, они испытывают трудности в тех областях, где требуется систематизация»¹⁴. Вот мы и получили вывод, который скорее способствует сохранению стереотипа, чем отражает трудноуловимые различия в реальном мире.