Генерал армии Н. Ф. Ватутин

— Да как же так?! — Чистяков с укором взглянул на Семенчука. — Что же вы, майор, о командующем так плохо заботитесь?

— А что я могу сделать? — развел руками адъютант. — Ведь день и ночь на колесах. Даже консервы некогда подогреть.

— Семенчук ни при чем, — заступился за адъютанта Ватутин. — Он и так норовит из моего «виллиса» походную кухню сделать.

— Не у Романенко были, Николай Федорович? — спросил Чистяков.

— У танкистов я после вас думаю побывать.

— Понятно. — Пропуская Ватутина в блиндаж, Чистяков посторонился. Спросил уже из-за спины: — Вам что, тушенку разогреть или...

— Все равно, главное, чтобы побыстрее. И чаю, пожалуйста, погорячее.

— А может, что-нибудь еще и покрепче?

— Не надо, — отрицательно покачал головой Ватутин. — Снял шинель, прошел к столу, сел. Ожидая, пока принесут поесть, спросил Чистякова: — Ну как, Иван Михайлович, не тесно вам стало? Как-никак два корпуса добавилось.

— В тесноте, да не в обиде, — улыбнулся Чистяков. — Я вот сорок первый вспоминаю. Тогда, под Москвой, роту свежую подбросят — рад-радешенек. А тут — корпуса.

— Да, приближается и наш праздник. — Ватутин c силой потер свой высокий лоб. После небольшой паузы поинтересовался: — Как противник себя ведет?

— Беспокойства вроде бы не проявляет.

— Радиоигру продолжаете?

— В районах, где располагались снятые нами соединения, по-прежнему работают группы радистов. Думаю, немцы ни о чем не догадываются. — Не удержался, спросил о том, что волновало его все эти дни: — Ну а когда это самое-то начнется?

— Вы меня на недозволенное не сбивайте, — жестковато ответил Ватутин. — Достаточно и того, что Ставка разрешила до командармов замысел ВГК довести. Ну а день и час... Могу лишь одно сказать — скоро. Так что готовьтесь.

— За свою армию могу поручиться, не подведу.

— Я до вас у Красовского был. Могу обещать вам надежное прикрытие с воздуха, — сказал Ватутин.

Потом они долго сидели над картой, еще и еще раз обговаривая все детали предстоящей операции. Ватутин больше слушал командарма, изредка ненавязчиво подсказывая ему тот или иной ход.

Спустя много лет после войны, вспоминая ноябрьские дни 1942 года, генерал И. М. Чистяков напишет: «И еще было одно замечательное качество у Николая Федоровича. Он умел слушать других, не давить своими знаниями и авторитетом. С ним мы, его подчиненные, чувствовали себя свободно, что, понятно, развязывало инициативу. Даже когда он подсказывал верное решение, то делал это... так незаметно и в то же время убедительно, что подчиненный принимал его решение как свое»[19].

Согласно разработанному Ватутиным плану операции глубина построения войск достигалась эшелонированием сил и средств в армиях, осуществляющих прорыв. Так, оперативное построение 5-й танковой армии выглядело следующим образом: из шести ее стрелковых дивизий две были развернуты в полосе 25 километров, а четыре сосредоточены на 10-километровом участке (две дивизии, усиленные танковыми бригадой и батальоном, — в первом эшелоне; еще две — во втором). 1-й, 26-й танковые и 8-й кавалерийский корпуса составляли подвижную группу армии и предназначались для развития успеха. Их предусматривалось использовать и для завершения прорыва тактической зоны обороны противника.

Находясь в первом эшелоне ударной группировки фронта, 5-я танковая армия должна была наступать в полосе 35 километров, а оборону противника прорывать на участке всего лишь в 10 километров.

21-я армия прорывала оборону противника на участке в 12 километров. Из шести ее стрелковых дивизий четыре со средствами усиления находились в первом эшелоне.

Две стрелковые дивизии выделялись во второй эшелон. В подвижную группу армии входили 4-й танковый и 3-й гвардейский кавалерийский корпуса.

Н. Ф. Ватутин регулярно докладывал представителям Ставки Г. К. Жукову и А. М. Василевскому о ходе подготовки к операции, получал от них необходимые указания. Николай Федорович установил тесную связь и с генералами К. К. Рокоссовским и А. И. Еременко, командовавшими в это время соответственно Донским и Сталинградским фронтами. Был разработан детальный план взаимодействия фронтов.

Приказ о переходе в наступление войскам Юго-Западного фронта был объявлен в ночь на 19 ноября. До рассвета они заняли исходное положение для атаки.