Генерал без армии

Мария запищала, зачем-то заткнула уши. Вместе с осыпью скатился оглушенный красноармеец Панин, потрясенно уставился на присутствующих, полез обратно.

– Все в порядке! – крикнул сверху Малинович. – Забавляются эти черти.

– А если бы чуть выше взяли? – пробормотал начальник артиллерии Боев.

Думать об этом никому не хотелось. Возьми танкист чуть выше, и все проблемы автоматически отпали бы.

Власов погрузился в какой-то глухой ступор, привалился к откосу, сунул руки в карманы, долго, муторно смотрел в одну точку. В мозгу у этого человека что-то происходило, бились смертным боем враждебные противоречия. Но когда прошла колонна, он был бодр как никогда, первым выбрался на косогор, а потом подгонял людей, даже пошутил пару раз. К перепадам его настроения Шубину следовало привыкнуть.

До леса они добежали без приключений, а потом многих рвало, мучила одышка. У подполковника Муратова вскрылась рана на боку, он сидел, прижавшись к дереву, а Татьяна Стрельникова склонилась над ним, меняла повязку.

Власов не утратил бодрости, обходил людей, справлялся о здоровье, настроении. Как ни странно, бодрая пробежка с видом на танковую колонну придала ему решимости.

– Что, лейтенант, может, и прорвемся, как считаешь? – спросил он, пристроился рядом, стал протирать очки носовым платком.

– Прорвемся, товарищ генерал. Нужно думать только о лучшем, – ответил Глеб. – Но идти еще далеко, расслабляться нельзя. Деревни обходим стороной, там повсюду глаза и уши. На ночлег встанем в лесу, часа через полтора.

«Если доживем до ночлега», – подумал он.

Но пока удача им не изменяла. В лесу у них появлялось хоть какое-то чувство защищенности. Группа медленно одолевала чащу. Шубин через каждые полчаса объявлял привалы.

Татьяна решила отойти по нужде в кустики, вернулась бледная.

Но ничего нового в овраге не оказалось. Тела красноармейцев уже разложились, скалились черепа, с которых свисали лоскутья кожи.

– Души неприкаянные здесь витают. Я их чувствую, – пробормотал, меняясь в лице, красноармеец Панин.

– Отставить этот старорежимный вздор! – процедил сквозь зубы подполковник Муратов. – Не насмотрелся еще, боец? Всякий раз тебе мерещится что-то потустороннее. Ничего, мы эту дурь из тебя выбьем!

Власов снова погрузился в себя. Смотреть на мертвых ему было противопоказано. Как ни крути, а это он командовал этими людьми, отдавал им приказы, пусть и дублировал полученные сверху, видимо, чувствовал ответственность за каждого погибшего подчиненного. Эта вина сжирала его изнутри, превращала в безвольное существо. Он плелся, погруженный в свои переживания, отгородился от мира. Люди старались держаться от него подальше, даже повариха Воронова.

Закончился еще один день в котле. Радость от того, что Власов нашелся, быстро прошла. К Глебу возвращались предчувствия, выстраивались новые проблемы, требующие решения.

Ночевали в сосновом лесу, там нашлась подходящая покатая ложбина. Июль – единственный месяц в России, когда тепло даже ночью. Не стоило разводить костер.

Шубин озвучил свое мнение во всеуслышание. Штабисты ворчали, им не нравился такой поворот. Женщины тоже предпочли бы погреться. Вздыхал и кутался в шинель генерал-майор Алферьев. Помалкивал Боев, в глубине души понимал, что Шубин прав. Сосняк разреженный, отблеск костра можно засечь за версту. Да и дым ощущается, если нюх тренирован.

На сторону Шубина, как ни странно, встал генерал Власов.

Ему надоело слушать непрекращающееся нытье, и он раздраженно воскликнул:

– Отставить! Что вы тут разнылись, как кисейные барышни? Забыли договор? Мы должны во всем слушаться старшего лейтенанта Шубина. Быстро спать, и никакого ворчания. Вас, Мария и Татьяна Викторовна, это тоже касается.

Люди нагребали на себя мох, заворачивались в грязные шинели. Ночь была беспокойной, хотя ничего тревожного не происходило.

Глеба мучили навязчивые сны с продолжением. Он просыпался, снова засыпал, и кошмары стартовали с того места, на котором прервались. Он ворочался, обнимал автомат.

Посреди ночи сон отрезало. Шубин привстал. Было как-то неестественно тихо, потом что-то хрустнуло в лесу. Блуждал часовой, кто-то из его команды. В другой стороне вспыхнул огонек сигареты. Там не спал один из бойцов Власова.

Генерал сидел на пригорке, обняв колени, высокий, нескладный, держал спину прямой и неподвижно смотрел в одну точку. В эту минуту он напомнил Глебу памятник. Ну что ж, может, когда-нибудь и поставят.

Подходить к нему Шубин зарекся, генералу было явно не до него. В сером воздухе выделялся неподвижный профиль. Казалось, Власов не дышит. О чем он думал в эту минуту? Настолько ушел в себя, что не замечал ничего вокруг. Текли минуты, генерал не шевелился.

Глеб поймал себя на мысли о том, что сам он тоже не шевелится, тайком наблюдает за этим человеком.

«Какое тебе дело до того, что творится в генеральских умах? Проще надо быть, товарищ старший лейтенант».

Он лег на свою лежанку и через минуту уже посапывал, зарывшись в прелый мох.

Глава 10