Сознание куда-то ускользало, но Глеб бежал, берег силы. Мелькали деревья.
Закашлялся, свернувшись крючком, красноармеец Панин. Шубин схватил его за локоть, потащил дальше. Не время, боец, вот добежим до места, там и кашляй на здоровье.
Он и сам задыхался, сердце выпрыгивало из груди. Серела перед глазами тропка, проход между минными полями. Слева блиндажи и траншеи, справа черный приземистый дот. Люди, которых Глеб выводил из окружения, уже катились со склона, вбегали в березняк, уже наш! Навстречу им бежали люди в советских гимнастерках и шинелях.
Все, достаточно. Он повалился в траву, исходил кашлем, рвотой, потом лежал, таращился в бездонное небо. Оно качалось, накренилось.
Кто-то подошел к нему и опустился рядом. Судя по кряхтению, это был Ленька Пастухов. Потом еще кто-то подбежал, стал исполнять кадриль над бездыханными телами.
– Товарищ старший лейтенант, слава богу, вы все живые! – проорал Малинович.
У Глеба складывалось ощущение, что он немного спятил.
– Мы сделали это, товарищ старший лейтенант, – прохрипел, давясь словами, Пастухов.
«Да, мы это сделали! – проплыла мысль в угасающем сознании. – Пусть не так, не то, но вывели людей, сохранили их бесценные жизни, а дальше будь что будет».