Сзади, Двойников и Назаров ступали тяжелее. Брови были сжаты, лица сведены.
— Подсудимый встаньте, скажите ваше звание, имя и отчество.
Сквозь густую пелену, заложившую уши, Софья Александровна услыхала:
— Потомственный дворянин Петербургской губернии Борис Викторович Савинков.
Софья Александровна не слыхала ответов других подсудимых. Видела только, что встают, говорят, «Господи», прошептала она.
Из-за стола защиты поднялся левый фрак, поблескивая пенснэ. Непохоже на военных заговорил: — Смею указать суду, на основании законов военного положения данное дело не согласно закону передано военному суду генералом Каульбарсом, оно могло быть передено только адмиралом Чухниным. Таким образом совершенная неправильность является, с точки зрения права, кассационным поводом…
Нина чувствовала, фрак адвоката Фалеева говорит хорошо. Военные смотрят с неудовольствием.
В противоположном конце поднялся прокурор. Худ, желт, черно-глаз. Тоже поблескивает пенснэ, но язвительно: — Это является формальным моментом судопроизводства. И нам решительно безразлично, каким путем дело дошло до военного суда — говорил черно-желтый прокурор, нервно, раздраженно, словно скорей хотел убить Савинкова, Двойникова, Назарова и Макарова, покушавшегося на адмирала Неплюева, немного даже смешного шестнадцатилетнего, румяного юношу, который, сидя на скамье, улыбался розовыми щеками.
— Суд удаляется на совещание.
Савинков обернулся к жене и матери. «Боже, как он может улыбаться», — думала Софья Александровна. Нина сидела закрывшись платком.
— Суд идет!
Генерал Кардиналовский произнес басом:
— Суд признал дело слушанием продолжать.
Софья Александровна и Нина видели чуть сгорбившуюся спину и затылок Савинкова. Из-за стола защиты поднялся фрак адвоката Л. Н. Андронникова. Голос Андронникова резче, манеры острее.
— Смею обратить внимание суда на происшедшее нарушение прав обвиняемого Макарова. Согласно закону подзащитный имел право двухнедельного срока на подачу отзыва на решение судебной палаты о его разумении, между тем прошло лишь четыре дня. Таким образом права обвиняемого Макарова я должен считать нарушенными, если суд не признает дело слушанием до истечения законом положенного срока отложить.
— Суд удаляется на совещание.
«Уважат», — говорили в публике, — «Не думаю». Прямыми шагами шел генерал Кардиналовский. Наступила тишина. Нина слышала: скрипит спинка стула, за который схватилась Софья Александровна. Генерал читал — Принимая во внимание статью, принимая во внимание указанное, а также в подтверждение сего, принимая параграф… суд признал дело рассмотрением…
Спинка стула скрипнула, — …отложить.
Звон сабель, крик, шум. Конвой оттеснял метле-шащиеся фраки. Подсудимые шли в блестящих саблях, в белую дверь.
Радостней всех из зала суда выбежал худой, красивый человек с черными усами. Он почти побежал по улице, торопясь на Корабельную, где жил в семье портового рабочего Звягина в малой полуподвальной комнате.
Но лишь только Зильберберг, пригнувшись в сенях, чтоб не разбить лоб, перешагнул порог подвала, навстречу метнулись испуганные лица Звягина, жены и девятилетней Нюшки. А вслед за тем в темноте сверкнула военная форма и высокая фигура двинулась к нему.
Зильберберг сунул руку за револьвером и отшатнулся. Дверь захлопнулась, стало темно.
— Вы, Николай Иванович? — проговорил в темноте голос.
— Кто вы и что вам нужно? — Зильберберг вынул в темноте револьвер.
— Я член симферопольского комитета партии — Сулятицкий. Хочу говорить по интересующему вас делу.
Голос молодой, полный веселья. В последних словах Зильберберг различил почти что смех.
— Чорт бы побрал, — пробормотал Зильберберг. — Я вас чуть не ухлопал, я ждал вас вчера.
И когда раскрыли дверь, Сулятицкий увидел, что Зильберберг прячет в карман браунинг.
— Веселенькая история, — пробормотал он, — куда же мы пойдем?
— Ууу, што б тебя, — бормотнул Звягин.
— Пойдемте в мой «кабинет», — смеясь, сказал Зильберберг.
— А как ваши хозяева? Мы в безопасности?
— О да. Не будем терять времени, мне через час надо уходить.
— Ваш комитет, — говорил Зильберберг, когда они сели в подвальной каморке, — сказал, что вы придете завтра.
— Завтра не мог быть, назавтра я в карауле.
— В крепости?
— Да.
— Но позвольте, караул занят Белостокским полком, а вы Литовского?
— Мы сменяем. Не волнуйтесь, знаю, что установили связь с белосточанами. Литовцы будут не хуже.
Сулятицкий высок, белокур, с большим лбом и яркими, васильковыми глазами. Он внушал доверие, полное спокойствие.
— С вами, думаю, не пропадем, — говорил Зильберберг, глядя на веселого Сулятицкого. — Видите, у меня два плана. Первый — открытое нападение на крепость, как вы думаете?
Сулятицкий покачал головой и, до смешного яркими глазами, улыбнулся:
— Не выйдет, — проговорил он. — Освобождать надо с подкупом и риском побега прямо из тюрьмы.
— Это второй план. Если вы отклоняете первый, обсудим второй.
Сидя на смятой, пятнастой кровати, застеленной лоскутным одеялом, стали обсуждать второй план.