15 апреля Национальное собрание, прервав свои каникулы, собралось для обсуждения политики правительства Гайяра. Алжир, Тунис и особенно «добрые Услуги» давали обильный обвинительный материал. Наступление на правительство возглавлял, как обычно, Жак Сустель. К этому времени он уже заключил союз с лидером «независимых» Рожэ Дюше, почетным председателем МРП Жоржем Бидо и правым радикалом Андрэ Морисом. Все они стремились взять власть, чтобы любой ценой бороться за сохранение «французского Алжира». А у Сустеля была, кроме того, и особая цель — возвращение к власти де Голля. Поднявшись на трибуну, он произнес резкую обвинительную речь против политики Гайяра. Сустель доказывал, что миссия «добрых услуг» является подготовкой к полной ликвидации всех французских позиций в Северной Африке. Он заявил, что за кулисами действуют американские нефтяные тресты, стремящиеся захватить нефть Сахары. «Я говорю от имени тех, кто решил больше не уступать, — гремел Сустель. — Франция дошла до предела уступок. Она должна, наконец, отвергнуть политику унижения и отречения». Дебаты закончились свержением кабинета Гайяра. Это было, по существу, последнее правительство Четвертой республики. Одновременно развернулись события, которые вошли в историю под названием «операции воскресения де Голля».
13 мая
Генерал привык довольно спокойно относиться к многочисленным правительственным кризисам. Он ограничивался лишь обычными сарказмами по поводу смены «марионеток» и «паяцев» в «театре теней», то есть в парламенте и правительстве. Иначе он реагировал на известие о падении кабинета Феликса Гайяра. Это событие он воспринял как начало окончательного крушения Четвертой республики. Де Голль увидел, наконец, на политическом светофоре зеленый свет, открывавший ему дорогу к власти.
Но не оказался ли генерал в плену иллюзий, что случалось с ним во времена РПФ? В самом деле, по данным опросов, лишь 13 из 100 французов высказывались в начале 1958 года за создание правительства де Голля. Что касается Национального собрания, то, по словам Алэна де Сериньи, одного из тех, кто призвал его к власти, «если бы после падения правительства Гайяра президент Республики предложил сформировать правительство генералу де Голлю, то он не получил бы, конечно, и 100 голосов». Генерал знал, что влияние его активных сторонников ничтожно. На кантональных выборах в апреле 1958 года «социальные республиканцы» собрали всего 3,5 процента голосов. И разве сам де Голль не высказывал в начале 1958 года весьма пессимистические прогнозы? В ответ на предсказания его близкого прихода к власти он говорил: «Утопия. У меня нет никаких легальных средств вернуться к власти. Партии никогда не согласятся выйти из рамок законности». Генерал сознавал, что господствующая политическая тенденция направлена влево. Это показали выборы 1956 года и еще больше подчеркнули последующие события. И действительно, объективная эволюция политической обстановки была именно такой.
Однако в апреле 1958 года генерал вопреки этим фактам испытывал уверенность в том, что приближается его час. Де Голль не признавал исторического детерминизма, считая, что человек действия способен изменить ход, казалось бы, неотвратимых событий. Еще в 1921 году капитан де Голль утверждал: «Историческая фатальность существует только для трусов». В то время он был заместителем профессора истории в Сен-Сире и в одной из своих лекций говорил: «Счастливый случай и смелость изменяли ход событий. История учит не фатализму; запомните этот урок. Бывают часы, когда воля нескольких людей разбивает детерминизм и открывает новые пути. Если вы переживаете зло происходящего и опасаетесь худшего, то вам скажут: „Таковы законы истории. Этого требует эволюция“. И вам все научно докажут. Не соглашайтесь, господа, с такой ученой трусостью. Она представляет собой больше, чем глупость, она является преступлением против разума».
Нет, он не пойдет на «преступление» против разума и, столкнувшись с препятствиями, не откажется от действия. Он тщательно и прозорливо учитывает все обстоятельства и энергично действует, находя неожиданные, но реальные возможности. Политика есть искусство возможного, и де Голль владеет им в совершенстве, особенно в момент кризисной, даже катастрофической ситуации. Не зря его часто объявляли «человеком кризиса». В связи с событиями 13 мая 1958 года Жан-Раймон Турну называл де Голля «Наполеоном внутренней политики». В данном случае, пожалуй, столь обычное сравнение де Голля с Наполеоном особенно условно.