Генерал де Голль

Больше всего де Голля беспокоит армия, та самая, к которой всегда обращались его помыслы с далеких дней юности… Именно она угрожает его надеждам на возрождение величия Франции. В начале марта он летит в Алжир и отправляется в знаменитое «турне по офицерским столовкам». Несколько дней он объезжает французские боевые части. Это не обычные парадные встречи с застывшим по команде строем, когда разговор идет только с начальством. На этот раз генерал появляется на позициях, в казармах, в офицерских столовых, где его окружают толпой младшие офицеры. Он запросто беседует с ними и внимательно выслушивает их. Журналистам на этот раз не разрешили сопровождать де Голля и его слова предназначены не для газет. Но они все же попадают на страницы все знающей, все критикующей, все извращающей и часто многого не понимающей французской прессы. В самом деле, последние события, заявления самого генерала создали впечатление, что алжирская драма близка к завершению, что скоро воцарится мир. И в это время генерал объявляет офицерам, что впереди долгая война, что они должны завоевать победу, которая ускользает от них пятый год! Да, он по-прежнему говорит о самоопределении, о том, что алжирцы сами решат свою судьбу. Но при этом он убежденно уверяет жадно слушающих его лейтенантов и капитанов: «Я не думаю, что алжирцы выберут независимость. Франция не должна уходить. Она имеет право быть в Алжире. Она здесь останется».

Печать, а затем и общественность Франции в недоумении и возмущении. К чему же действительно стремится де Голль? В своей книге «На острие шпаги» он когда-то писал: «Действуйте всегда в согласии со своими задними мыслями». И все пытаются разгадать эти мысли. Высказывают иногда ядовитые подозрения, что де Голлю не выгодно прекращение войны. Ведь ему дали власть ради того, чтобы он обеспечил мир. А если он это сделает, то, естественно, будет уже не нужен и снова ему придется уйти. Поэтому он в глубине души, возможно, вовсе не испытывает стремления к миру?

Конечно, в словах и действиях генерала всегда заключено немало двусмысленности и хитрости. Но подозревать его в столь вульгарной низости было бы несправедливо. Не сама по себе власть нужна ему, а возможность использовать ее для возвышения Франции под его, естественно, руководством. Для этого надо удалить из тела Франции алжирскую злокачественную опухоль. Чтобы провести эту операцию, требуется наркоз для армии, для интеллигенции, для буржуазии, для рабочих и т. п. Каждому свою дозу.

Де Голль знает, что ему придется идти на переговоры с ФЛН. А переговоры в его стиле требуют прочных позиций в виде военного превосходства французов над алжирской освободительной армией. Его могут добиться только эти офицеры. Но ведь не будут же они сражаться с алжирцами за независимость Алжира! Им надо поставить иную, французскую цель. Кроме того, можно ожидать новых заговоров и мятежей и надо предохранить армию от влияния взбесившихся «ультра». Вот, собственно, что привело де Голля в офицерские столовые.

Заявления, сделанные там де Голлем, не остаются без внимания алжирского Фронта национального освобождения. Его руководители обвиняют де Голля, что он «закрывает дверь к переговорам». Это верно, если бы одновременно генерал не искал пути к переговорам, правда, к таким, какие выгодны только ему. При всем своем реализме, он все еще надеется сохранить в Алжире как можно больше, дать взамен как можно меньше. По приказу де Голля идут поиски контактов с алжирцами по различным неофициальным каналам. Ему докладывают, что установлена связь с двумя видными офицерами алжирской армии, заинтересованными в переговорах. Де Голль решает вести их лично и 10 июня тайно принимает этих офицеров в Елисейском дворце. Итоги беседы подают ему кое-какие надежды, однако вскоре оба эмиссара, вернувшись в Алжир, погибают при неясных обстоятельствах.

14 июня де Голль выступает с речью, в которой вновь подтверждает право Алжира на самоопределение и говорит, обращаясь к «руководителям восстания»: «Я заявляю им, что мы ждем их здесь, чтобы выработать с ними почетные условия прекращения боев, которые продолжаются, урегулировать положение армий, обеспечить судьбу бойцов». Здесь нет и намека на политические переговоры, но ФЛН все же соглашается направить своих представителей во Францию, и 25–29 июня в Мелене, в 40 километрах от Парижа, состоялись хотя и предварительные, но первые официальные франко-алжирские переговоры. Французы согласны говорить только о прекращении огня и больше ни о чем. Как будто алжирская освободительная армия потерпела поражение и капитулирует! Все попытки поднять политические вопросы безуспешны. В результате полный провал.