Генерал де Голль и Россия

Затем перешли к главному вопросу, германскому. Генерал углубился в близкую ему тему причин катастрофы Франции в 1940 г. По его мнению, способ решения вопроса с границами в Версале не обеспечил безопасность Франции; он добавил к этому еще один фактор нежизнеспособности Версальского договора: отсутствие России, традиционной союзницы Франции, на переговорах по нему. К этой теме в ходе встреч со Сталиным генерал возвращался неоднократно. Франция и Россия, связанные традиционной дружбой, бывшей залогом их безопасности, были разделены в 1918 г. революцией и Брестским миром, противоречащим духу их союза и интересам обеих стран, к чему впоследствии добавилось отсутствие реальной отдачи от договора 1935 г. Вследствие этого разлада в середине ХХ в. обе страны оказались вынуждены по отдельности противостоять возродившейся победоносной Германии. Именно желание вернуться к этому союзу, необходимому для их безопасности, побуждало генерала де Голля, и он это неоднократно подчеркивал, к выдвижению ряда конкретных предложений по Германии. Атмосферу переговоров делал столь странной, часто туманной из-за обилия недомолвок со стороны обоих собеседников, тот факт, что Сталин – несмотря на всю свою холодность и даже неприязнь по отношению к Франции, проявившиеся 2 декабря, – и де Голль постоянно подчеркивали, какую поддержку СССР оказывал Франции, чтобы позволить той оказаться в стане победителей. Именно Сталину, отмечал де Голль, Франция обязана своим участием в заседаниях Консультативной комиссии. Молотов, в свою очередь, напомнил французскому министру иностранных дел в ходе их рабочего заседания 5 декабря49, что в Думбартон-Оксе, где обсуждались проблемы коллективной безопасности, СССР добился для Франции статуса постоянного члена Совета Безопасности. В обоих случаях, и с Советом Безопасности и с Европейской консультативной комиссией, США выступали решительно против любых уступок Франции, и представители Вашингтона упорно стояли на своем, поскольку, говорили они, разгром 1940 г. и режим Виши переводят Францию в ранг побежденных, что делает немыслимым ее участие в послевоенном переустройстве мира.

Настойчивость советской стороны в подчеркивании того, сколь многим Франция обязана ее поддержке, могла сравниться в ходе этих переговоров лишь с той ловкостью, с какой генерал де Голль увязывал выражения благодарности с выдвижением на первый план исторической общности интересов в области франко-российской безопасности. Диалог, несомненно, преисполненный лицемерия, но он объясняет, почему постепенно германский вопрос удалось сделать главным пунктом повестки дня.

Требования, предъявляемые от имени Франции генералом де Голлем, были совершенно четкими – Рейнско-Вестфальская область должна отойти к Франции, а над Рурским бассейном следует установить международный контроль. Сталин ответил, что все зависит от безопасности границ. И по этой причине вопрос западных рубежей Германии не может рассматриваться в отрыве от вопроса восточных границ, что подразумевало присоединение Восточной Пруссии к Польше. Де Голль не возражал против этого требования, хотя его собеседник напомнил ему, касаясь требований Франции, что на любую договоренность нужно согласие двух других союзных держав. В конечном итоге в ходе первой беседы Сталин добился согласия Франции на границу по Одеру–Нейсе, не сделав навстречу де Голлю никаких реальных шагов. Но в то же время он настаивал на переговорах по франко-советскому договору, успех которых, как он уверял, сдвинет с мертвой точки решение всех остальных вопросов. Сталин сказал так: «Французы теперь поверили, что русские будут драться против немцев, а русские верят французам. Это создает благоприятные условия для пакта. Вопрос этот надо обдумать».