Генерал де Голль

24 ноября де Голль в сопровождении министра иностранных дел Бидо, генерала Жуэна, Палевского и Дежана вылетел в Советский Союз. После посадки в Каире и Тегеране 26 ноября он прибыл в Баку, где его официально встретили советские власти. Генералу были оказаны подобающие воинские почести. Принимая рапорт почетного караула и обходя его строй, де Голль пришел в восторг от вида советских солдат. За две недели пребывания в нашей стране де Голлю показали многое. Он видел трагическое величие развалин Сталинграда и прелесть прославленного русского балета, мощные промышленные предприятия и научные институты, необъятные русские просторы и сказочную архитектуру Кремля. Но самое сильное впечатление произвели на него солдаты. Он восторгался их выучкой, здоровьем, спокойным мужеством, тщательно описывая впоследствии облик подразделений, выставленных в почетный караул для встречи французского гостя. В его словах ощущается нечто вроде восхищенной зависти, когда он взволнованно заключает: «Да, это была она — вечная русская армия».

В его впечатлениях от посещения нашей страны, в суждениях и оценках, как всегда, проявились особенности его мировоззрения. Хотя он и признавал, что Октябрьская революция, Советская власть создали новую, Могущественную Россию, он воспринимал ее как извечную святую матушку Русь. В его представлении встречались вечная Франция и вечная Россия, вне идеологий и социальных различий. Конечно, такой подход был весьма далек от научного понимания ситуации. Но, отодвигая в тот момент противоположность общественно-политического строя этих стран, не облегчал ли он тем самым налаживание сотрудничества Франции и СССР?

2 декабря французская делегация прибыла поездом в Москву, и в тот же день де Голля принял Сталин. Генерал уже имел немалый опыт переговоров с крупными политическими деятелями, с такими как Черчилль или Рузвельт. Теперь он встретился с еще одним, притом наиболее своеобразным представителем великой тройки. Де Голль давно владел искусством крайне ответственного диалога. Он считал, что говорить надо как можно меньше и что молчание дает больше психологических преимуществ, чем многословие. Обычно де Голль давал партнеру возможность говорить, а сам высказывался очень скупо, в заранее рассчитанный момент, когда слова приобретают особый вес и значительность. Но в данном случае оказалось, что Сталин в еще большей степени обладает искусством непроницаемого молчания. Протокольные записи бесед свидетельствуют, что де Голль на этот раз говорил значительно больше своего собеседника.

«В течение приблизительно 15 часов, что длились в общей сложности мои переговоры со Сталиным, — писал де Голль, — я понял суть его политики, грандиозной и скрытной. Коммунист, одетый в маршальский мундир… он пытался сбить меня с толку. Но так сильны были обуревавшие его чувства, что они нередко прорывались наружу, не без какого-то мрачного очарования».

Уверенность де Голля в том, что он понял суть политики Сталина, не кажется, однако, столь уж бесспорной. Во всяком случае, он понял ее довольно своеобразно. Но он безусловно верно почувствовал и оценил, насколько твердо Сталин защищал государственные интересы Советского Союза.

На переговорах в Москве де Голль прежде всего поставил вопрос о заключении франко-советского договора. Мысли де Голля о пагубном последствии для Франции отсутствия союза с СССР, о том, что обе страны имеют общие интересы в Европе, встретили полное понимание Сталина. Собственно, даже проекты текстов договоров, которыми обменялись стороны, оказались очень похожими. В результате сам по себе вопрос о союзном договоре сразу был согласован. Однако в разгар переговоров Черчилль неожиданно направил телеграмму Сталину с предложением заключить трехсторонний договор о союзе между СССР, Англией и Францией. Де Голль сразу разгадал маневр своего британского друга, опасавшегося чрезмерной независимости Франции, и категорически отклонил предложение Черчилля. Сталин, который сначала не возражал против этого предложения, согласился с де Голлем.

Самую горячую заинтересованность французы проявили в вопросе о Германии: их стремления навсегда сделать невозможной германскую агрессию совпадали с намерениями советской стороны. Но обнаружились различия в методах. Советский Союз считал необходимым осуществить полную демилитаризацию Германии и до конца искоренить фашизм и милитаризм. Де Голль же настаивал главным образом на отделении от Германии Рура, Рейнской и Саарской областей, на передаче Франции левого берега Рейна и на превращении единого германского государства в федеральную систему отдельных небольших государств. Сталин, не вдаваясь в дискуссию по существу, заявил, что эти вопросы невозможно решить без участия США и Англии, и де Голлю пришлось с этим согласиться.