Генерал де Голль

Заключение московского договора укрепило авторитет де Голля. Он сам, не без оттенка некоторого удивления, отмечал «всеобщий радостный подъем» по этому поводу. Демократическая общественность Франции видела в договоре гораздо больше того, что связывал с ним де Голль. Если он считал его лишь возрождением старого франко-русского союза, то левые круги находили в нем возможность для серьезного изменения самого характера французской внешней политики, для превращения ее из орудия империалистических интересов в политику демократическую и прогрессивную. Исходя лишь из своих исторических концепций, де Голль фактически сделал больше того, что хотел сделать. Другой вопрос, что эти новые перспективы, открытые франко-советским договором, оказались потом перечеркнутыми антикоммунистическими тенденциями французских правящих кругов. Но и до того, как договор утратил из-за этого в значительной мере свою ценность, он дал Франции многое. В основном именно заключение союза с СССР обеспечило возвращение Франции прав великой державы. Это было достигнуто благодаря советской поддержке, с чем не могли не считаться и англосаксонские державы. Уже вскоре, на конференции глав трех великих держав в Ялте, для Франции решили выделить зону оккупации в Германии и включить ее в Союзный контрольный совет наравне с СССР, США и Англией. Кроме того, она получает одно из пяти мест постоянных членов Совета Безопасности ООН. На Потсдамской конференции летом 1945 года Францию включили вместе с тремя другими великими державами в Совет министров иностранных дел, который должен был решать проблемы мирного урегулирования. Такое сенсационное восстановление прав разгромленной страны с ее довольно незначительным участием в войне, и то на заключительном этапе, вызвало удивление. Очень характерен один эпизод во время подписания Акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Когда в зал, где состоялась эта историческая церемония, ввели представителей германской армии, то фельдмаршал Кейтель, увидев за столом победителей французского генерала Делаттра, воскликнул: «Как? И французы тоже?»

Таким образом, возвращение Франции ранга великой державы, достигнутое в значительной мере благодаря франко-советскому договору, представляло собой не «кое-какую мебель», а нечто значительно большее. Поэтому, независимо от различных привходящих субъективных намерений де Голля, он привез из Москвы великолепный подарок Франции. Заключив договор с СССР, де Голль вновь служил делу национальных интересов франции. Он поднялся на уровень большого политического деятеля, способного интуитивно находить перспективные дипломатические решения.

Но, странное дело, тот же самый, так сказать «исторический» метод принятия решений с учетом исторического опыта и традиций подчас толкал де Голля к совершенно нереалистическим действиям во внешней политике. Так случилось с политикой де Голля в германском вопросе. Он потребовал отделения от Германии и присоединения к Франции территорий на левом берегу Рейна, чтобы обеспечить этим безопасность французских границ. Такое требование было явной копией политики «естественных границ», выдвинутых еще Генрихом IV и Ришелье. Между тем опыт войны, когда были форсированы все крупные реки Европы, за исключением Волги, показал, что при современной технике такой метод обеспечения французской безопасности давно устарел. Он представлялся особенно странным для человека, который накануне войны в книге «За профессиональную армию» столь глубоко и прозорливо раскрыл значение технического прогресса в военном деле. Собственно, даже более ранние его работы, в которых он справедливо указывал, что не оборонительные линии, а маневренные боевые действия обеспечат безопасность Франции, ставили под вопрос его политику в отношении Германии в момент окончания второй мировой войны.

Ради обеспечения безопасности Франции де Голль требовал также расчленения Германии, превращения ее в систему полунезависимых стран, ее «федерализации». Между тем в 1870 году Франция была разгромлена еще не единой, а раздробленной «федеральной» Германией. Наконец, его политика в германском вопросе отличалась отсутствием элементарного реализма, ибо он выступал сразу против всех трех остальных великих держав. Поэтому она и не имела шансов на успех.