В своих воспоминаниях генерал Деникин записал, что тогда «в одну ночь пришел к окончательному и бесповоротному решению… Словно гора свалилась с плеч! С этим жил, с этим и кончаю лета живота своего».
В записках старый генерал не захотел разобраться, как православие с его иерархичностью, так сказать, с классическим монархизмом, потом ужилось в нем с тем, что Деникин «приял российский либерализм в его идеологической сущности». Это он так же указал в цитируемой книге «Путь русского офицера». Но подобная двойственность во многом определит судьбу Антона Ивановича и Белого дела.
Что ж, судьба, корнево обозначающая: «суть-Бога», – немало проявляется через отношение человека к личностям, ярко возникающим на его жизненном пути. Таким со знаком плюс, в первую очередь, был для Деникина либерал-народник, нецерковный человек Епифанов. Все другие учителя, призванные сеять как доброе, так и вечное, невыгодно запечатлелись у Антона Ивановича, о чем он написал:
«Перебирая в памяти ученические годы, я хочу найти положительные типы среди учительского персонала моего времени и не могу. Один Епифанов… Это были люди добрые или злые, знающие или незнающие, честные или корыстные, справедливые или пристрастные, но почти все – только чиновники. Отзвонить свои часы, рассказать своими словами по учебнику, задать «отсюда досюда» – и все. До наших душонок им не было никакого дела».
После падения русского «православного царства» и убийства его императора монархисты и на склоне XX века не уставали удивляться этим событиям. Действительно, они дики, принимая во внимание прекрасно одухотворенную личность государя Николая II. Это Николай Александрович пронзительно свидетельствовал в своем тобольском, екатеринбургском заключении, приняв смерть венцом смиренного мученичества. А если посмотреть глазами того современника-мальчика, подростка хотя бы на этих учителей-«чиновников», прежде всех олицетворявших у юного царское самодержавие, на них, воспитателей, кому нет никакого дела до «душонок»?
Тогда становится понятнее чудовищное раздвоение русского предреволюционного общества, сильных мира его, офицерского корпуса, всего народа. Я не собираюсь в этой книге анализировать, что «лучше»: например, монархизм или республиканство, вера или идеология. Хочу только констатировать и сопоставить факты и обстоятельства, как и положено в историческом репортаже-исследовании. Так вот, «типов и фактов анекдотических», по выражению Деникина в своей автобиографии, в его юной жизни невпроворот.
Клоуном выглядел в начальной школе немец – учитель немецкого языка, потрясающе коверкавший русскую речь. Он и ученики плохо друг друга понимали. Но после нескольких уроков его настоятельных объяснений ребята, наконец, осознали учительскую главную идею: величайшим поэтом в мире является Клопшток.
На смену фанатику Клопштока появился учитель-взяточник. Этот на очень доходчивом русском обращался к намеченной ученической жертве:
– Вы не успеваете в предмете. Вам необходимо брать у меня частные уроки.
За месяц дополнительных занятий два-три раза еженедельно по полчаса он запрашивал 25 рублей, гарантировался хороший балл в году и на экзамене. Добрался мздоимец и до Деникина. Тот по многим причинам сдержанно сказал:
– Нам, господин учитель, платить за уроки нечем. А на тройку, надеюсь, я знаю достаточно.
Не слаще было и по русской литературе – это в польском крае, который столь желали русифицировать! Казенщина преподавания и у русских школьников отбивала охоту к чтению, за что и расплатился реалистом Антон, сбросив с корабля его современности Пушкина и Лермонтова.
В ловичском же училище четыре предмета полюбившейся Деникину прикладной математики преподавал полупаралитик. Начальство заботилось, чтобы он дослужил несколько лет до полной пенсии, мало беспокоясь об инвалидности учеников. Математик пользовался синекурой злобно и раздражительно. В классе бывал редко, никогда не объяснял уроков, лишь задавал их и спрашивал, сокрушительно сыпля двойками и единицами. Домашние работы он, очевидно, не проверял. Они возвращались от него без поправок, зато с подписью – жены.
Седьмой класс, в котором состояли влоцлавские «Пифагоры», взбунтовался. Верховодить утвердили единодушно Деникина. Когда математик появился в классе, Антон встал.
– Сегодня мы отвечать не будем. Никто нам урока не объяснил, мы не понимаем заданного.
У математика началась истерика. Он закричал, что здесь идиоты, не понимающие простых вещей. Потом притих, но все равно не стал заданного объяснять, снова лишь спрашивал. Правда, отметок в этот день не ставил.
Лопалось терпение и у родителей учащихся. Скандал разгорелся в горячке предстоящих выпускных экзаменов. Отец одного из семиклассников, какого математик замучил двойками да еще не допустил к экзаменам, пожаловался о его художествах в Варшавский учебный округ. От производства экзаменов убогого во всех смыслах математика отстранили, но в преподавателях училища оставили…