Генерал Деникин. Симон Петлюра

Война с Японией не вызвала в стране особого патриотического подъема. Деникин оказался в числе тех, кто изъявил желание ехать на борьбу с вероломным врагом. Сразу же по объявлении манифеста, еще находясь на постельном режиме, он подал рапорт в штаб округа об откомандировании его в Действующую армию. Однако войска пограничного Варшавского округа, развернутые на случай возникновения австро-германского фронта, не подлежали передислокации на другие театры военных действий. Поэтому рапорт капитана остался без удовлетворения. Он тотчас подал его вторично. Из штаба на этот раз запросили, знает ли он английский язык. Деникин ответил: «Английского языка не знаю, но драться буду не хуже знающих…» И снова последовал отказ. Тогда генерал Безрадецкий, непосредственный его начальник, чтобы успокоить Антона Ивановича, послал личную его телеграмму в Главный штаб. Наконец Петербург распорядился командировать Деникина в Заамурский округ пограничной стражи.

Радости не было конца. «Счастливчик» не стал дожидаться полного выздоровления и на 17 февраля 1904 года назначил свой отъезд, полагая, что за шестнадцать дней пути нога его окончательно придет в норму. Варшавское собрание офицеров Генерального штаба устроило проводы. Помощник командующего округом генерал от инфантерии А. К. Пузыревский похвально отозвался о душевном порыве добровольца ехать на войну, еще не долечившись. А затем были и «дорожный посошок» — бокал вкусного вина —, и поднесение подарка — хорошего револьвера. На случай смерти отъезжающий на войну оставил завещание — с перечнем своих небольших долгов, указанием погасить их за счет использования его литературного материала и просьбой к друзьям позаботиться о его матери.

По прибытии в Москву Деникин получил место в Сибирском экспрессе, встретился с несколькими товарищами по Генеральному штабу, также направленными на Дальний Восток, и узнал, что в их поезде находятся прославленный русский флотоводец и ученый, вице-адмирал С. О. Макаров (1849–1904), назначенный командующим 1-й Тихоокеанской эскадрой и вскоре, 12 апреля, погибший на затонувшем броненосце «Петропавловск», и генерал П. К. Ренненкампф (1854–1918), под командованием которого ему предстояло служить (расстрелян большевиками), снискавший себе имя и славу еще во время Китайского похода 1900 года.

В пути быстро завязывались знакомства. Общение было тесным, дружеским. Беседовали, делали доклады о театре предстоящих боевых действий, тактике конницы, японской армии. В вагоне-ресторане устраивались пирушки, «литературные вечера». В них участвовали и Ренненкампф, делившийся боевым опытом и воспоминаниями о военных действиях в Китае три года назад, и журналисты, тоже спешившие на войну. Среди последних был подъесаул П. Н. Краснов, корреспондент «Русского инвалида», официальной газеты военного министерства. Прежде чем отправить в редакцию (прямо с дороги) очередную свою статью, он читал ее вслух. Деникину эти работы казались талантливыми, по в них не доставало жизненной правды. Когда фантазия заносила автора чересчур далеко, он, конфузясь, замечал: «Здесь, извините, господа, поэтический вымысел — для большего впечатления». (В мемуарах Деникин писал, что впоследствии, в 1918–1919 годах, будучи атаманом войска Донского, Краснов частенько приносил правду в жертву домыслам).

В Омске путешественники узнали, что командующим Маньчжурской армией назначен генерал Куропаткин. Кое-кто выразил робкое опасение. Затем беспроволочный телеграф принес прозрачно намекающие слова авторитетного в военных кругах генерала от инфантерии, члена Государственного совета М. И. Драгомирова: «Я, подобно Кассандре, часто говорил ие-приятные истины, вроде того, что предприятие, с виду заманчивое, успеха не сулит; что скрытая ловко бездарность для меня была явной тогда, когда о ней большинство еще не подозревало». Но для многих смысл этого намека еще оставался неясным, и они продолжали с надеждой взирать на Куропаткина.