Когда Антону было лет 7–8, Влоцлавск взбудоражило известие, что поезд царя Александра II, возвращающегося из-за границы, сделает остановку на городском вокзале минут на 10. Местные власти тщательно отобрали встречающих царя. В их числе оказался и Иван Ефимович, который решил взять с собой и сына. Последний, воспитанный в духе мистического отношения к личности монарха, прыгал от радости. В доме воцарился переполох. Мать сшила сыну плисовые штаны и шелковую рубаху, а отец привел в порядок военный мундир, до блеска надраил на нем медные пуговицы. Царь, однако, не вышел из вагона. Но через открытое окно приветливо беседовал с кем-то из встречавших. Иван Ефимович застыл с поднятой к козырьку рукой, не обращая внимания на сына, который не отрывал глаз от государя, забыв при этом снять шапку. Когда знакомый потом полушутя упрекнул Антона в непочтительности к государю, отец очень смутился и покраснел, а виновник почувствовал себя жутко несчастным, боясь, как бы мальчишки не узнали об его оплошности — ведь засмеют тогда!
Весть об убийстве Александра II 1 марта 1881 года вызвала в городе глубокую скорбь. Молящиеся переполнили церкви. Местное начальство охватила растерянность. Улицы опустели. В тишине, особенно ночной, гулко разносился лязг копыт конных уланских патрулей. Воцарилась тревога. Польский поэт выразил ее такими словами (в переводе А. И. Деникина): «Тихо всюду, глухо всюду // Что-то будет, что-то будет».
По окончании начальной школы, в 1882 году, Антон сдал экзамен в первый класс Влоцлавского реального училища. В доме отметили это событие, как праздник. Реалист надел форменную фуражку. Родители впервые повели его в кондитерскую и угостили шоколадом с пирожными. Первый класс училища Антон закончил с отличием. А во втором классе сильно заболел оспой, скарлатиной в тяжелой форме. Лежал в жару и в бреду. Бригадный врач однажды перекрестил его и, не говоря ни слова родителям, ушел. В отчаянии пригласили городского врача. Болезнь затянулась на несколько месяцев. В учебе Антон безнадежно отстал от своих товарищей. Едва успевал в третьем и четвертом классах, а в пятом и вовсе застрял, особенно по математическому циклу. К переводному экзамену его не допустили. Ближайшее лето он провел в деревне. Немного занимался репетиторством, самостоятельно проштудировал учебники по математике, геометрии и тригонометрии, перерешал почти все помещенные в них задачи. К концу лета подросток обрел математическое мышление и уверенность в своих знаниях.
После этого первую классную задачу Антон решил за десять минут, удивив учителя математики, у которого в классе было два-три любимых, наиболее способных к предмету ученика. С ними математик занимался отдельно, имел товарищеские отношения, не вызывал к доске. Одноклассники звали их «Пифагорами». Учитель задавал им более трудные задачи, нередко из «Математического журнала». Однажды Антон решил задачу, которую признанные «Пифагоры» не осилили. Учитель поставил в журнале пятерку и причислил его к кругу избранных. Оканчивая пятый класс, Антон занял по баллам третье место — пятерки по алгебре, геометрии, начертательной геометрии и механике, а шестой класс завершил первым. И когда встал вопрос, в каком из реальных училищ — Варшавском, с «общим отделением дополнительного класса», или в Ловичском, с «механико-техническим отделением», — завершать образование, он без колебаний предпочел последнее.
Большинство остальных дисциплин Антон постигал также хорошо. Труднее давались языки. Лет с тринадцати начал увлекаться «литературными упражнениями», в весьма, однако, своеобразной форме. Для товарищей-поляков стал писать домашние сочинения — в трех-четырех вариантах на одну и ту же тему и к одинаковому сроку. Иногда в порядке «товарообмена» — за право пользования хорошей готовальней, счетной машинкой и тому подобные услуги. Получалось, видимо, неплохо. Однажды в присутствии Антона преподаватель допрашивал такого сочинителя: «Сознайтесь, это не вы писали. Должно быть, заказали сочинение знакомому варшавскому студенту?..» Это льстило самолюбию автора, поднимало его престиж в собственных глазах, да и в глазах окружающих. Начал Антон писать и стихи, довольно пессимистические. Например, такие:
Зачем мне жить дано
Без крова, без привета.
Нет, лучше умереть —
Ведь песня моя спета.