Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой)

Филипп Афанасьевич, посматривая на нее, заметил, как, захватив рукой стакан, она держала его у подбородка. По ее красивому лицу текли крупные слезы; скатываясь по щекам, падали в стакан, в искрящееся вино.

На другой день, срочно вызванные по телефону, возвратились Торба и Кушнарев. Вместе с ними вернулась Оксана, ездившая в Москву за получением ордена. Когда за окном протопали кони, Шаповаленко с Аннушкой выскочили на крыльцо. Увидев Захара, Аннушка почувствовала, что радость заслонила в ней все другие мысли.

Кушнарев услышал сначала тихий крик, потом мелькнул кто-то в белом с крыльца. Женщина, закутанная в кавказский платок, уже была в сильных руках Захара. Не отрывая глаз от ее лица, он почти бегом внес ее в хату.

Поздно ночью, проводив последних гостей, Захар и Анна остались вдвоем. Взглянув на мужа, она улыбнулась мягкой, ласковой улыбкой, взяла веник и начала подметать пол. Захар топтался рядом, засыпал ее вопросами и все время мешал.

- А скажи, почему ты тогда не сказала, що у нас сын?

- Да потому, що дуже была сердита на тебя. Проститься не заехал.

- Да я ж был! Замок висел, да Полкан меня облаял...

- Колы б я знала...

Аннушка, стыдливо пряча розовеющие щеки в белый платок, низко склонила высокую статную фигуру и гнала табунок окурков к порогу.

- Заканчивай быстрей, погутарим спокойно, родная!

- Погоди трошки, Захарушка. Я хочу зараз, щоб все кругом чисто было, щоб ни одна соринка больше не встрела в нашу жизнь. Все щоб было на доброе здоровье. Вымету и далеко-далеко кину, щоб николы назад не верталось.

- Верно, Аннушка. Пусть никогда не возвращается.

Потом Аннушка, полулежа на кровати, глядя Захару в лицо, рассказывала, что ей пришлось за последнее время пережить. Торба перебирал ее мягкие струящиеся косы и слушал, покусывая горячие губы, и все никак не мог припомнить ощущение той далекой ночи, сопоставляя ее с настоящим, неожиданно возникшим счастьем! Неужели его принесла война?

- Аннушка, ягодиночка моя!

Захар крепко обнимает ее и чувствует у своего лица счастливое дыхание.

- Ты знаешь, Захарушка, я кушать хочу. Сколько было гостей, всех мы угощали, а сами только друг на друга смотрели и ничегошеньки не ели. У меня есть яблоки, що мама положила, и холодный поросенок. Сробим так, як будто наша настоящая свадьба.

- Тайная? - тихо спросил Захар.

- Тайная. - Анна почувствовала его улыбку, засмеялась.

Ее смех прозвучал в тишине ночи молодо, желанно. Это был счастливый смех любящей и любимой женщины.

Они сели за стол. Захар разрезал желтоватое яблоко на две половины, одну подал жене, другую положил около наполненного вином стакана.

- Ты, Захар, ничего не рассказал мне о Москве. Наш эшелон прошел по якой-то окружной дороге, и мы ничего не побачили. Темнота кругом. Константин Сергеевич сказал, будем ехать обратно...

Аннушка надкусила яблоко и умолкла.

- А немцы, Захар, отсюда далеко? - неожиданно спросила она.

- Километров пятнадцать.

Торба выпил вино и закусил яблоком. Он видел в блестевших глазах жены скрытое напряжение, тревогу.

- А сюда они не могут?..

Аннушка поперхнулась и силилась улыбнуться.

- Нет, Анюта, не могут, - стараясь придать голосу обычную твердость, ответил Захар. - Там фронт. Передовая.

- И вы их не пустите в Москву?

- Никогда не пустим.

- Смотри, сколько они городов забрали! Почему же вы их сюда пустили? Что же будет дальше?.. Они же, подлые, и на Кубань придут. В Ростов уже пришли. Что же будет дальше?.. Захарушка! Як же я приеду домой, меня колхозники спросят...

Вопрос жены был настойчивый, требовательный. В каждом селе тогда задавали такие вопросы.

Захар молча встал, прошелся по комнате, в глубокой задумчивости заговорил:

- Вот вы привезли от кубанских колхозников подарки фронтовикам. Сибирские рабочие шлют десятками эшелонов танки, самолеты, пушки, едут сотни тысяч добровольцев! А сколько движется на фронт людей, техники, разве ты не видела? Разве можно победить такой народ?

- Видела, Захар. Ой, много я видела силищи!

Анна поднялась, положила руку на плечо мужа и взволнованно, умоляюще проговорила:

- Захар, ты знаешь що, милый? Я тоже останусь здесь! Що я, не могу на коне? Що я, не знаю, як стрелять? Ты сам учил нас в военном кружке...

- Подожди, Аня!

Захар осторожно снял ее руку с плеча и усадил на стул. Что-то магически сильное было в этой гордой кубанской женщине. Оно притягивало упорно, непреодолимо. "Ведь воюют же Оксана, Нина", - на мгновение вспыхнула в голове Торбы мысль, но он тотчас же отогнал ее.

Анна чувствовала происходившую в нем борьбу и напряженно молчала. Захар понял ее мысли. Едва не вырвавшееся из его уст согласие он посчитал проявлением слабости, желанием постоянно иметь около себя самого близкого и дорогого человека. Присев рядом, решительным движением руки подхватил нож и разрезал второе яблоко. Подавая ей половину, ласково сказал: