Генерал Доватор (Книга 2, Под Москвой)

- Подожди, Захар. А я о себе хочу сказать. Меня тоже червячок гложет. Мне стыдно перед тобой.

- Что ты, смеешься, что ли?

Захар удивленно сдвинул густые брови и неморгающе посмотрел на Илью. Кушнарев как-то виновато и загадочно улыбнулся.

- Верно говорю. Я ведь тебе много не рассказал...

- Что ж ты не рассказал?

- Я ведь люблю Оксану. Ты знаешь это?

- Нет, не знаю, но скажу только одно: такую девушку нельзя не любить. Що ж тут такого, и почему ты молчал?

- Потому, что плохо думал о тебе и о ней... Мне казалось, что когда вы были вместе в тылу...

- Стой, Илья! - перебил Захар и, склонившись к Кушнареву, горячо, взволнованно сказал: - Эта девушка для меня дороже родной сестры, понял? И кто о ней думает плохо, тому, Илья, надо отрубить башку!

- Руби мне первому, - коротко и покорно сказал Кушнарев.

Он только сейчас понял, как незаслуженно обидел друга.

- Как ты мог подумать, Илья?

Торба укоризненно покачал головой.

- Тебе кто-нибудь говорил?

- Салазкин болтал.

- Дурак он после этого! - мрачно сказал Торба. - Ты и сейчас так думаешь?

- Нет. Вот ты послушай...

И рассказал Кушнарев, как, возвращаясь с задания, партизаны подобрали его неподалеку от Витебска...

Во время боя его ранило в голову и засыпало землей. Когда он пришел в сознание, часть уже отошла. Свыше двадцати суток он брел по лесам Белоруссии и наконец встретил партизан. От потери крови и от голода он так ослабел, что замертво свалился на обочину лесной дороги.

Очнулся он в шалаше. Перед ним сидела девушка в зеленой фланелевой кофточке. Она крошила в миску с куриным бульоном сухари.

- А мы думали, что вы совсем не проснетесь, - певуче сказала девушка. - Уж будила, будила. Спит, як умерший. Доктор сказал, что это здоровый сон, крепкий. Болит тут? - осторожно касаясь его головы, спросила девушка.

- Немножко.

- Вылечим. Я тоже лекарь, вы не думайте. Мы недавно одного кавалериста вылечили. С ним в рейде были. Генерал Доватор нас водил... А этот кавалерист жизнь мне спас, полковника немецкого задушил! Геройский казак. Он тоже тогда двое суток меня все во сне кликал: Оксана да Оксана! А я тут рядом сижу. Позовет, позовет, я ему руку на голову положу, и он снова спит, как маленький ребенок. А вы какую-то другую девушку кликали, чи Наташу, чи Дашу...

Лицо Оксаны осветилось ласковой улыбкой.

В ответ на простодушные слова Оксаны Кушнарев отрицательно покачал забинтованной головой и тоже улыбнулся. Потрогав рукой повязку, он догадался, что она чистая и свежая, пахнущая лекарством.

Лежал он в просторном шалаше, на мягкой подстилке. В отверстие шалаша был виден лес. За спиной Оксаны на сучке толстой ели висел вещевой мешок и оружие. Неподалеку слышались разговор и смех. По кустам стлался дым, пахло мясным варевом, луком и печеным хлебом.

Кушнарев почувствовал, что страшно голоден. Покосившись на миску, он нетерпеливо облизал губы и закрыл глаза.

- Будем сейчас кушать, - угадав его мысли, проговорила Оксана и, не выпуская из рук миски, сделала несколько смешных и неловких движений на коленях, чтобы подвинуться к раненому; оправив завернувшуюся сзади синюю юбку, она села на пятки.

- Ну, открывайте рот, Илья Петрович, - зачерпнув ложку, она поднесла ее к его губам.

- Да я и сам могу, - смущенно сказал Кушнарев, приподнимаясь на локте.

- Не шевелитесь, - упрямо и настойчиво возразила Оксана. - Доктор велел лежать спокойно, и я так хочу...

Кушнарев вынужден был повиноваться. Все для него казалось странным и новым. Есть из чужих рук было неловко и неудобно. Но зато как все нравилось ему! Особенно вкусным казался бульон и размоченные в нем сухари. А главное - было приятно ощущать разлившуюся по телу теплоту и чувствовать заботливое прикосновение рук девушки, вытиравшей ему марлевым лоскутком губы.

- А оброс-то... колючий.

Оксана весело шутила, лукаво прищуривая глаза, и смеялась.

- Сейчас Федьку позову, он тебя побреет.

- Спасибо, - кивая головой, отозвался Илья. Заглянув в миску, он обнаружил, что бульон и сухари уже кончились. А есть хотелось пуще прежнего. - Ксаночка, положи еще немного.

- Нельзя много. Надо помаленечку.

- А хлебца нету? - умоляюще глядя на Оксану, спросил Илья, теряя всякое терпенье.

- Дам трохи. И курочки кусочек.

Оксана на четвереньках выползла из шалаша, достала из висевшего на дереве мешка краюху хлеба, отрезала ломтик и отломила до обидного маленький, как показалось Илье, кусочек курятины.

- Да ты меня кормишь, как годовалого ребенка, - проговорил он, морщась от досады.

- Ты не ребенок, а хворый. Капризничать нехорошо, миленький, настойчиво уговаривала его Оксана. - Поправишься, целую курочку приготовлю. Хоть две. А сейчас чаю дам с медом. Батько на заданье ходил и принес для тебя. И курочку тоже.

- А сейчас где твой батько?

- Спит. Они ночью эшелон под откос кувыркнули и "полицаев" еще забили. К нам скоро аэроплан прилетит.

- Фронт далеко? - спросил Илья.

- Очень. Немцы в Ростов зашли. Наши отступили.

- Немцы заняли Ростов?

Кушнарев порывисто сел, опираясь на руки, и, повернув голову, впился в Оксану глазами.

- Отступили, говоришь?