Генерал Ермолов. Сражения и победы легендарного солдата империи, героя Эйлау и Бородина и безжалостного покорителя Кавказа

Причина удаления Алексея Петровича, как говорили, произошла оттого, что он желал дипломатическими переговорами принудить Персию уступить России Талышинское ханство. Вследствие такого требования произошло охлаждение между тегеранским и русским дворами, а потом началась война. Между тем последовала кончина

Александра I; взгляд правительства на начинающуюся войну переменился.

В помощь Алексею Петровичу, вместо требуемых им войск, был прислан Паскевич. Нелегко показалось Ермолову, в его лета и в его звании, руководствоваться указаниями Паскевича. Он писал к министру, что два медведя в одной берлоге не уживутся. Но дабы отклонить от себя всю ответственность, он препоручал армию Паскевичу, а сам остался в Тифлисе. Паскевич разбил персиян, и это значительно возвысило его в глазах подчиненных.

Многие, желая подслужиться Паскевичу, распустили слух, что Алексей Петрович из трусости оставался в Тифлисе. Таким образом явилось две партии; одна защищала, другая обвиняла Алексея Петровича. Для примирения их был прислан Дибич. Дело кончилось тем, что Ермолов подал просьбу об отставке «по вольности дворянства». Замечательно, что с тех пор просьбы об отставке «по вольности дворянства» уже не подаются. Отставка была принята.

К этому же времени принадлежит поговорка Алексея Петровича: «На Иванах далеко не уедешь». Некоторые подразумевали под именем Иванов Паскевича и Дибича, которые оба именовались Иванами.

Продав свое имение в казну, Алексей Петрович стал жить в Москве, выстроил два каменных дома, которые потом продал; бывал в Благородном собрании, одевшись в черный фрак без всяких украшений. Присутствие его невольным образом обратило внимание публики, стали расспрашивать: «Как это такой генерал в черном фраке?» Все собрание, оставя танцы, ходило вокруг него и не могло на него налюбоваться: молодец был Алексей Петрович!

Быть может, эта молва или что другое было причиною, что, когда в проезд государя через Москву Ермолов должен был явиться к монарху, он явился к нему без эполет. «Ваше величество! Отставным эполеты не положены, а я в отставке». Государь, одни говорят, – снял с себя, другие – спросил эполеты и надел на него.

Вступив вновь на службу, или, лучше сказать, числясь на службе, Алексей Петрович не имел особенно важных препоручений, а может быть, даже уклонялся от них.

Рассказывают, что, осматривая однажды военные поселения, стоя на балконе вместе с государем и смотря на местоположение, Ермолов на вопрос, как все это ему нравится, отвечал: «Все хорошо, только вид не хорош». Граф Витте, начальник поселений, стоял тут же.

Следовало бы поговорить о характере Алексея Петровича и его кончине, но я не так был близок к нему, чтобы мог сообщить полное об оном известие, а потому предоставляю будущему биографу дополнить мною недосказанное. Заключу тем, что остроты и образ выражения Алексея Петровича много повредили ему как на службе, так и в обществе.

Кому не известны насмешки его над немцами, а немцы не терпят эпиграмм.

Скажу несколько слов о друзьях и врагах Ермолова.

Все служившие под его начальством, от солдата до генерала, были преданы ему неограниченно и безусловно.

Из числа людей, отдававших ему полную справедливость, назовем: Каподистрию, Любецкого, Канкрина, Дибича, Беннигсена, Багратиона.

Врагами были: Барклай, Витгенштейн, а после Чернышев, Бенкендорф, Паскевич, Нессельрод, Васильчиков.

Ермолов всегда был в глазах публики не столько обыкновенным смертным, сколько популяризированною идеей. Когда в верхних слоях уже давно разочаровались на его счет или, по крайней мере, старались всех уверить в этом разочаровании, масса все еще продолжала видеть в нем великого человека и поклоняться под его именем какому-то полумифическому, самою ею созданному идеалу. Не проходило ни одного случая, где общественное мнение не выражалось бы в этом смысле чрезвычайно явственно. Так, например, осенью 1844 года при возвращении из-за границы через Петербург тогдашнего новороссийского генерал-губернатора графа Воронцова, тоже пользовавшегося расположением публики, в Английском клубе задумали дать ему обед; но когда все приготовления были сделаны и сам граф уже принял приглашение, вдруг вспомнили, что у него есть в Петербурге собственный дом, а законы клуба запрещают приглашать гостями местных домовладельцев. Итак, чтобы поправить ошибку, положили поднести Воронцову билет на звание почетного члена; но при этом все стали говорить: «Нельзя же выбрать почетным членом Воронцова, не сделав, по крайней мере, того же самого для Ермолова».

И вот Ермолов, давно сошедший с политической сцены, далекий от всякого влияния и связей, уединенно доживающий свой век в Москве, вдруг единогласно выбирается в почетные члены петербургского Английского клуба, как какое-нибудь яркое современное светило!