Генерал Ермолов

— Передайте его высочеству мою благодарность за благосклонный прием и внимание, которое он оказывал нам, — сказал Ермолов адъютанту принца Аббаса, доставившему приглашение. — Я дождался бы облегчения от болезни, чтобы проститься с ним перед отъездом, но поскольку по прибытии сюда не был принят им приличным образом, а встретился случайно во дворе, что и за аудиенцию почесть нельзя, то не считаю себя обязанным прощаться с ним…

Советник принца Безюрг попытался оправдаться:

«Прием на дворе является самым убедительным доказательством уважения, которое наследный принц до сих пор никому не оказывал. Впрочем, прежде все посланники, принимаемые во дворце, надевали красные чулки»^{406}.

Алексея Петровича прорвало:

— Я — не все. Я — посол великой державы, расположение которой доставляет Персии ощутимые преимущества. Если красные чулки могут служить основанием дружбы между двумя странами и без них обойтись невозможно, то прошу предупредить шаха, что я их не надену и буду у дороги ожидать ответа, ехать ли мне дальше на встречу с ним или возвращаться в Россию?

Столь резкое заявление вызвало неописуемый страх у Безюрга. Он понимал, что от Ермолова не укрылась его ненависть к русским и его мнение о нём, как «о величайшем из плутов». «Посол неизбежно обвинит меня в случае провала переговоров», — думал мирза и рисовал в воображении картины расправы с ним шаха.

Мирза Безюрг стал добиваться встречи с послом, но он не принял его и надеялся обострить конфликт, чтобы потом устранить от участия в переговорах о возвращении Персии части земель, отошедших к России по условиям Гюлистанского мира.

Рано утром 26 мая Алексей Петрович с одним лишь адъютантом поспешно покинул Тавриз. Остальные члены посольства остались в лагере ожидать лошадей. Внезапный отъезд его вызвал переполох в свите принца. Сановники, на которых по протоколу возлагалась обязанность провожать важного гостя, один за другим кинулись догонять его, чтобы вручить ему письма с извинениями Аббаса и Безюрга.

Посольство покинуло Тавриз, не оставив принцу Аббасу никакой надежды на поддержку Россией его кандидатуры в борьбе за престол. Ермолов отдавал предпочтение старшему сыну шаха, ибо, в отличие от Александра I, считал весьма полезными для империи распри в высочайшем семействе. Мирза Безюрг же предполагал занять место великого визиря, хотя бы после смерти престарелого Шефи.

28 мая Ермолов остановился в замке Уджан (Царская Роза), построенном принцем Аббасом для своего венценосного отца. Здесь Алексей Петрович увидел картину, на которой неизвестный художник изобразил победу персов над русскими. Алексей Петрович так описал представленную на ней сцену:

«Ни один русский не дерзает остановиться против непобедимых войск Аббаса-Мирзы; многие увлекаемы в плен или с унижением просят помилования; головы дерзнувших противиться повергаются перед его лошадью. Нет… ни единой преграды, могущей удержать стремление героев Персии. Как вихри несут кони ужасную артиллерию, уже сеит она смерть между врагами, и гибель их неотвратима. Со стороны русских одно лишь орудие, около которого спасаются рассеянные, и оно уже готово впасть во власть победителя.

Разрушается российская монархия, и день сей сглаживает имя русское с лица земли! Но кто виновник сих ужасных перемен на земном шаре? Не сам ли шах, столько царствованием своим прославленный? Нет, он не оставлял гарема своего, населенного множеством красоты, и труды, во славу отечества им подъятые, обогатили его семью младенцами, в один день рождёнными, в дополнение к сотне, которых имел он прежде. Не Аббасу-Мирзе ли, наследнику, предоставила судьба уничтожение сильнейшего в мире народа? Нет, никогда не вел он войска к победам, никогда не видел он торжествующих, и слава на поле битвы всегда принадлежала резвому коню, спасавшему его быстрым бегом. Герой, венчавший себя бессмертной славой, есть англичанин Аиндезей из войск Ост-Индской компании. Он изображен на картине, повелевающим артиллерией…»

«Интересно, — подумал Ермолов, — Асландузское или Ленкоранское сражение запечатлел художник на своём бессмертном полотне?» К сожалению, вопрос этот оказался риторическим, ибо ни шаха, ни его наследника рядом не было.

Такому описанию сюжета картины, какое предложил в своих Записках о посольстве в Персию Алексей Петрович, позавидовал бы и профессиональный искусствовед. Сколько здесь юмора и откровенного сарказма! Ведь в упомянутых сражениях генерал Пётр Степанович Котляревский в пух и в прах разнёс персов.

* * *

Алексей Петрович всегда очень неохотно обращался к вопросу о своем происхождении, считая себя простым солдатом, посвятившим жизнь служению Государю и Отечеству. А здесь он впервые ради пользы дела поведал персам о том, что является потомком Чингисхана, и они сразу стали смотреть на него с уважением и страхом; под началом такого полководца русские войска вряд ли кто-то сможет остановить.