Генерал-фельдмаршал Голицын

— Чаю, на добрых три недели майор Чириков задержал шведа! — закончил он свой рассказ.

— Не Чириков задержал шведов, а ты вместе с Чириковым! — резко вмешался здесь Александр Данилович. И, обращаясь к членам совета, улыбнулся: — Оно, конечно, поручик еще молод, но офицер отважный, пробился сквозь шведов, сообщил Чирикову, что шведы уже заняли Минск, да и на Березине храбро бился. Думаю, достоин быть ротмистром!

От этой нежданной похвалы и награды светлейшего поручик покраснел — он-то думал, что его ждет жестокий разнос за отрыв от полка. Но и в военной службе встречаются свои метаморфозы, и петушок по воле светлейшего скакнул за свое удачное появление в ставке сразу в ротмистры.

На совете же господа генералы порешили: дать отпор шведу, укрывшись у местечка Головчино за рекой Бабич.

— Бабич — речка, конечно, не чета Березине, ее швед и вброд перейдет, но что делать, ежели все переправы через Березину и Друть драгуны прозевали! А меж тем есть повеление его царского величества биться со шведами на переправах. И та речка Бабич — последняя перед Днепром. Так что возвращай с Днепра свои эскадроны, Александр Данилович. Выполним царскую волю! Дадим шведу баталию, — важно заметил Борис Петрович. Приставленные к ставке министры — Головкин и Шафиров — и посол в Речи Посполитой Григорий Долгорукий одобрительно закивали головами, а Александру Даниловичу деваться было некуда — супротив царской воли не пойдешь!

— К тому же, — как бы успокаивая светлейшего, продолжил фельдмаршал, — Левенгаупт, по всем донесениям, с королем еще не соединился, грабит Курляндию и Литву, тако что резервной силы у шведов нет, а у нас ныне все пятьдесят тысяч супротив его тридцати пяти наберется. Авось, — Борис Петрович перекрестился на святой угол, — и раздавим супостата множеством. — На том на генеральном консилиуме и порешили.

Добрый знак при Добром

Известие о поражении дивизии Репнина и конницы фон дер Гольца под Головчином застало Петра I в пути, кода он несся в своей двуколке в действующую армию.

На постоялом дворе возле Смоленска царь повстречал майора Девиера, спешившего в Петербург с печальным известием о неудаче под Головчином. Правда, доклад господ генералов, написанный по просьбе Шереметева и Меншикова вице-канцлером Шафировым, был составлен так ловко, что вроде никакого поражения и не было, а так, выдала, мол, под Головчином частная стычка, после чего русские войска с согласия фельдмаршала и господ генералов в стройном порядке отступили за Днепр и стали лагерем в селе Горке на крепкой позиции.

— Читал сию бумаженцию? — жестко спросил Петр Девиера. — И что скажешь?

Хитрый португалец, прошедший на русской службе Путь от простого матроса до майора, был великим физиогномистом. По суровости царского взгляда и подергиванию щеки он сразу сообразил: соврет — быть беде! И сказал всю правду: и о потери пушек Репнина, о нестройном отступлении его дивизии через лесную чащобу, и о ретираде кавалерии фон дер Гольца, боле похожей на бегство.

— Генералы, мать вашу… — выругался Петр, трясясь рядом с Девиером в двуколке. — Полки вооружены, обучены, солдаты одеты и обуты к этой кампании, как никогда прежде! Казалось, только бери полки и веди их к викториям. Так нет, разбросали все войско по болотам, переправы упустили, а затем укрылись яко страусы за речушкой Бабич и того не подумали, что речонку ту швед вброд перейдет. Я тебя спрашиваю: отчего они такую великую реку, как Березина, не удержали, а отошли к самой неудачной позиции? Отчего?! — Голос Петра сорвался на такой крик, что оливковое лицо португальца-наемника еще более пожелтело от страха. Но царь все же удержался, не схватился за свою дубинку, понял, что с гонца спрос невелик, а спрашивать надобно с самих господ генералов. И весь остальной путь до Горок Петр пребывал в мрачном молчании.

Царский правеж над генералами в штаб-квартире в Горках Петр начал с приглашения светлейшего князя Меншикова в уединенную палатку, где келейно ознакомил фаворита со своей дубинкой.

— За что, мин херц, за что! — Вопли светлейшего неслись по всему Лагерю, так что у многих господ генералов волосы под париком дыбом встали.

— За то, что Березины не удержал, за то, что под Головчином все твои драгуны разбежались! Аль того мало! — в бешенстве ревел Петр.

Но на той расправе с Меншиковым царская буря не кончилась. Дале Петр решил поступить с виновниками по всей строгости военного суда. По царскому приказу было создано две комиссии, коим и надлежало разобрать действия под Головчином генералов Репнина и фон дер Гольца.

А дабы суд был справедлив, во главе комиссии, судившей пехотных генералов, царь поставил кавалериста Меншикова, а судить кавалерийских генералов-немцев определил фельдмаршала Шереметева.