Генерал и его армия

Два человека кричали в Кобрисове, и один твердил упрямо: " Не было этого, не было!", а другой: "Остановись же! Вот здесь остановись!" Но, понимая отчетливо, что каждым словом обрубает ниточку, которую протянули ему, он все же не мог не бросить им свой горький, злой упрек:

- Пускай бы вы просто на берегу стояли против Сибежа - и то бы фон Штайнера отвлекали. Нервировали, по крайней мере. А так - слишком дорогая получается мясорубка. - Он увидел грустный предостерегающий взгляд Галагана и все же продолжал: - Он ждал вас на юге - и дождался. А если б сразу начали, где я, да всем гуртом навалились, он бы рокироваться не успел.

- Не доказано, - сказал Жуков. - Не кормите нас гипотезами. Кое-что справедливо говорите, но - не все. С кем согласовывали наступление на Предславль?

Кобрисов отвечал уклончиво:

- Товарищ маршал, а для чего ж тогда плацдармы берутся?.. И что ж меня судить, когда мои части в двенадцати километрах?..

Он удержал на языке, не прибавил того, что кричало в нем: "Да что происходит здесь? Что происходит? Вы там, на Сибеже, навалили горы битого мяса, и все топчетесь, топчетесь который месяц, а я, с потерями вдесятеро меньшими, уже вплотную к Предславлю подошел, но не я сужу вас, а вы приехали меня судить, и никому из вас это не удивительно!.. Ехали сюда - не удивлялись, зачем едете?"

- Никто вас не судит, - сказал Жуков.

- Победитель ты, Фотий Иваныч, - начал было Галаган, но Жуков его остановил, выставив ладонь:

- Не судим, а разобраться хотим. Как дальше быть.

- Вот я тоже разобраться, - поднял руку Хрущев. - Почему это так, что и судить нельзя? У нас таких нет, чтоб судить нельзя было. Я не в смысле, значит, трибунала, а в смысле суждений, значит. Партия такое право всегда имеет, и нам тоже предоставлено. И победителей тоже, значит, иногда, если они...

- Никита Сергеич, много у тебя? - спросил Жуков.

- Ну... Я по оперативному скажу вопросу. Вот вы наступаете, Кобрисов, да? Наступаете пока, можно сказать, успешно. А поглядите вы через плечо. Через правое. И что у вас за спиной делается? А там, понимаешь, целый город у вас в тылу остается. Мырятин этот, значит. Намерены вы с ним что-то делать или как?

- А на кой он ему? - спросил Галаган.

- Как "на кой"? - удивился Хрущев. - Хорошее дело - "на кой"! Город советский. Занятый, понимаешь, врагом.

На этот вопрос, которого более всего опасался Кобрисов, и должен был ответить Чарновский: "Отрежьте мне этот кусок плацдарма, вместе с Мырятином. У меня перед фронтом более или менее крупных городов нет, я бы и этому рад был". Так должен был сказать Чарновский, но почему-то молчал. Отсев подальше от Кобрисова, смотрел сосредоточенно в пол.

- Командующий, - спросил Жуков, - как у вас складываются отношения с противником в районе Мырятина?

- Нейтралитет у меня с ним, товарищ маршал. Друг друга не тревожим.

- Но он угрожает вашим переправам.

- Угрожал. В основном авиацией. Бывало, по сорок самолетов налетало, а то раз и семьдесят мы насчитали. Но потом генерал Галаган обеспечил здесь наше господство, так что - тихо сидит.

- Но вы же клинья зачем-то выдвинули. Планировали окружение?

- Не было такого плана. Только угроза окружения. Где мне, с моими силами, еще окружать!

- И не надо, если не хотите. Двиньте вы ваши клинья километров на пять. Да он оттуда раком уползет!

Так оно, верно, и будет, подумал Кобрисов. Уползут. А только в последнюю очередь те, кому больше угроз от пленения. Когда паника начнется, не достанется русским ни машин, ни повозок, ни седел, ни танковой брони. Им - прикладами по пальцам, чтоб не цеплялись. Здесь конец боевому содружеству, каждый за себя. Умрите вы, падаль, а нам прикройте отход. И вы же в своей России остаетесь, чего вам бояться - встречи с земляками?..

Заговорил между тем Терещенко:

- Разрешите, товарищ маршал, и с вами немножко поспорить... Как понимать это - "пусть уползет"? Это же предоставление инициативы противнику. Это мы еще ждать должны, как он решит: захочет - уползет, захочет - клинья обрежет. Много чести, мне кажется. Не сорок первый год, теперь мы ему должны навязывать нашу идею, а он - пусть принимает. И тут я у командующего четкой идеи не вижу пока. Я б такую занозу, Мырятин, у себя на фланге не оставлял бы.

Жуков, не отвечая ему, обратился к Кобрисову:

- Сколько бы вам понадобилось еще машин? Если б была у фронта возможность.

Кобрисов задумался, набрал в грудь воздуху, выдохнул шумно.

- Сто бы мне. "Тридцатьчетверочек".

- Почему сто? С потолка берете?

- Так двести же не дадут.

- Генерал Рыбко, могла бы ваша армия сколько-то выделить ему?

"Батько", очнувшись, поближе к животу прибрал свой портфель, точно там они и были, танки.

- Цэ трэба розжуваты, товарищу маршал. Да он же у нас такой озорник, Кобрисов этот. Ему дай сто, хоть и двести дай, он же их все на Предславль угонит...

- Ну, это уж как он распорядится.

- ...а то еще куда-нибудь. А сам и знать не будет, где они у него.

- Ничего, найдутся. Он их теряет, он же их и находит.

- Давай, батько, раскошеливайся, - сказал Галаган.