Генерал Коммуны

Рульяк растерянно оглянулся, на него никто не смотрел. Раздалась отрывистая команда Нерваля. Батальон быстро строился. Рульяк остался один у крыльца. Его место в строю было занято. По ступеням спускался Домбровский. На мгновение его взгляд задержался на Рульяке. Луи отчаянно испугался, сердце его сжалось, — неужели Домбровский спросит, почему он здесь? Батальон выстроился. Впервые Луи видел со стороны четкие линии его рядов, поблескивающую вороненую сталь штыков. Внимательно осмотрев шеренгу за шеренгой, Домбровский отдал последние инструкции, негромко скомандовал, и отряд бесшумно ушел в темноту вслед за маленькой фигуркой своего генерала.

Двор стал мрачным, пустынным. Костры погасли. Часовой у двери сказал кому-то с веселой завистью:

— Счастливчики, они толково проведут ночку.

Он заметил Рульяка и крикнул ему сверху:

— Тебе что здесь надо, гражданин?

Теперь Луи стал никому не нужен и даже мешал, как вывороченный из мостовой булыжник.

— А пошли вы все к черту! Подумаешь! — огрызнулся Рульяк, презрительно сплюнул сквозь зубы и, вскинув шаспо на плечо, побрел за ворота.

«Мать-то обрадуется… наверное, совсем обнищали за месяц. А Кодэ? Вот кому хорошо..» — И он стал представлять себе мастерскую: кучи стружек, банки с красками, лаком, инструменты, развешенные по стенке… Но напрасно он вызывал в памяти привычные картины, — обида мешала ему, то и дело он представлял себе ребят, пробирающихся сейчас в темноте вслед за Домбровским.

И почему Домбровский так посмотрел на него, проходя мимо? Неужели кто-то рассказал ему?..

Медленно, ничего не замечая, проходил Луи Рульяк шумные улицы, залитые светом газовых рожков, разукрашенные флагами. Его окликали — он не слыхал. Внезапно он столкнулся с кем-то и поднял голову. Перед ним, улыбаясь, стояла девушка с красным цветком в волосах. Луи узнал ее — дочь почтальона Фано.

— Луи, ты как здесь очутился? Ты не из Нейи? Что нового там? — Она взяла его под руку.

Рульяк подозрительно посмотрел на девушку.

— Не твоего ума дело, — он резко высвободился. Мундир показался ему тесным, шаспо ненужной тяжестью резало плечо.

Мать, встретив Луи, всплакнула от неожиданности. С мокрым лицом она суетилась вокруг сына, не замечая его угрюмости. Она изменилась за месяц: помолодела, непривычный румянец оживил измятые морщинами щеки. Она рассказывала, что работает — шьет мешки для фронта, получает четыре франка. Все вещи из ломбарда им вернули бесплатно; Коммуна отсрочила и квартирные долги.

«И здесь я не нужен», — вдруг с горечью решил Луи.

Пришла соседка, тетушка Лизета. Вслед за ней, стуча костылем, ввалился ее муж Урбэн, кожевник с неистовым характером, недавно выбранный в члены мэрии.

— Луи! — воскликнул он с порога сиплым голосом. — Ну, молодец, цел, здоров? Дали отпуск? Значит, отличился!

Луи покраснел.

Ну, не смущайся, сынок, — хохотал Урбэн, обнимая Луи. А помнишь, как ты трусил, боялся надеть мундир? Теперь, поди, трубочку раскуриваешь под пулями?

— Счастливая ты, Селина, — вздохнула тетушка Лизета, а вот нашего домой не отпускают. Эта кочерыжка пальцем не пошевельнет ради сына, — кивнула она на Урбэна.

Они весело смеялись, не обращая внимания на молчаливость Луи: он всегда был тихим парнем.

Когда Луи поднялся и надел кепи, его спросили:

— Куда ты?

— Зайду к Кодэ.

Все замолчали, опустив глаза. Обеспокоенный, глядел Луи на них. Наконец мать сказала:

— Разве ты не знаешь? Кода убит неделю назад. Он записался добровольцем в Национальную гвардию и потребовал, чтобы его отправили в Исси.

Луи не заметил, когда ушли соседи. Мать утешала его, и он прижимался к ее высохшей груди, совсем как в детстве.

— Что ж поделаешь, сынок, Кодэ умер храбрецом. Надо защищать Коммуну. Если бы все были такими смельчаками, как ты и Кодэ…

Долго сидел он, опустив руки, не зная, что теперь делать, куда идти.

Проснулся он рано утром и тихо спустился по лестнице. Улица медленно оживала. Розовый туман поднимался кверху, застревая клочьями между островерхими свинцовыми крышами. На чистых влажных панелях лежали косые тени. Хлопая, открывались ставни. Почтальон Фано с кожаной сумкой отправлялся за утренней почтой. Тетушка Лизета шла с корзинкой на рынок.

— Доброе утро, Луи. Что делается, мальчик, а? — затараторила она. — Никогда еще парадной не оставляла без решетки на ночь, а теперь хоть бы что. Ни одной кражи в городе. Все воры, видно, сбежали вслед за своим начальником Шибздиком. Спасибо вам, мальчики. Конечно, с продуктами туговато, ну да ерунда, потерпим, только кончайте с этой швалью поскорее.

Потом показался Урбэн. Луи присел с ним на ступеньки, и кожевник, чертыхаясь, стал рассказывать о хозяине своей фабрики. Когда Коммуна предложила ему перезаключить контракт на поставку обуви, то этот негодяй Пешар закрыл фабрику, отказываясь работать на революцию. Рабочие были выброшены на улицу. Вчера наконец-то Коммуна издала декрет, чтобы отобрать предприятия, покинутые хозяевами. Не мешало бы Коммуне быть энергичней! Ну, да теперь хозяину не отвертеться.

— Что, если мы сейчас с тобой нагрянем в его берлогу?