Виленские'стрелки начали огневой бой дружным залпом и пулеметными очередями. Второго залпа у них уже не получилось: солдаты стали палить «пачками», затем сбились на одиночную, беспорядочную стрельбу. Под убийственным огнем атакующие, долго не упорствуя, отхлынули назад, на линию своих окопчиков, стараясь при этом вынести из боя своих раненых. В это время вновь заговорили вражеские батареи, и вовремя: один из батальонов 18-го стрелкового полка дружно поднялся из траншеи в штыковую контратаку.
Весь день на позиции виленских стрелков шел ожесточенный бой. Японцы раз за разом то бросались в атаку, то вели артиллерийский огонь. Им отвечали огнем из винтовок и пулеметов и неожиданными ударами в штыки. Под вечер у полковника Юденича под рукой не осталось созданного им резерва из одной стрелковой роты и двух пулеметных расчетов. Такой же ожесточенный бой вели и соседи 18-го стрелкового полка — сибирские стрелки. Они держались столь же мужественно и стойко.
Под самый вечер русские батареи, выслав на передовую корректировщиков огня, пристрелялись к расположению японской пехоты. День закончился атакой русских стрелков, которая во многих местах завершилась рукопашной схваткой. В сумерках японцы отошли назад, в долину реки Ляохэ. Их не преследовали.
Генерал Бильдерлинг не стал вводить в дело казачий отрад Грекова, хотя для удачной конной атаки имелись хорошие условия.
Тот бой с авангардом армии генерала Ноги, выпавший на долю виленских стрелков оказался не из легких. Поэтому хвалиться японцам легкой победой не приходилось, да и людей за день они потеряли много. После войны Николай Николаевич, много читавший о войне на полях Маньчжурии — исследований, мемуаров, исторических очерков — столкнется с описанием тех событий. Тогда ему попал в руки перевод книги Барцини «Японцы под Мукденом». Автор так писал о столкновении японской пехоты из армии генерала Ноги с сибирскими стрелками:
«Когда положение левофлангового полка, действовавшего против Юхунтуня, сделалось отчаянным, — полк понес страшные потери, патроны вышли, часть ружей испортилась, — то командир полка, полковник Текаучи, суровым голосом кричит всего два слова «до смерти». Наконец, он принимает отчаянное решение и хочет броситься на врага, чтобы покончить чем-нибудь. Он требует к себе следующего по старшинству офицера, майора Окоши, и говорит ему:
— Я решился сегодня вечером атаковать, и все мы, наверное, погибнем. Возьмите поэтому полковое знамя и спрячьте его, а бригадному командиру расскажите о случившемся.
Майор просит освободить его от этого поручения и позволить принять участие в атаке, но полковник приказывает и приходится слушаться. Окруженный шестью солдатами, он выходит из деревни. Знамя завернуто в полотнище палатки, и чтобы не привлечь внимание противника, его несут не отвесно, а тащат за веревку, прикрепленную к вызолоченному цветку хризантемы.
Когда эта кучка вышла в поле, то вокруг них со всех сторон засвистели пули и солдаты начали падать один за другим. Наконец, последний солдат ранен в живот, а майор Окоши — в правую руку и тяжело в грудь. Ползком они добираются до покинутой деревушки, и майор, взяв обещание с солдата, что он отнесет знамя и письмо, передает ему их. В письме, написанном карандашом левою рукою, значится следующее:
“Мое завещание.
Если я покинул поле сражения в такой момент, то это произошло по категорическому приказанию моего командира полка, поручившего мне доложить о ходе дела. Я знал, с какими опасностями связано достижение главной квартиры, но я не смел забыть опасного положения командира полка, солдат и товарищей, и решился, выполнив поручение и обсудив средства для выручки, вернуться к ним, чтобы разделить их участь. Я глубоко сожалею, что оказался не в состоянии выполнить поручение, будучи ранен.
Поэтому я решился лишить себя жизни, чтобы присоединиться к командиру полка и моим товарищам на том свете. Но я ранен в правую руку и не могу держать сабли, а поэтому лишаю себя жизни при помощи револьвера и прошу извинить меня за это. Позвольте мне поблагодарить вас за вашу дружбу в течение нескольких лет и подумать о вас в это мгновение. Желаю вам славной победы.
Я чувствую большую слабость и лишь с трудом держу карандаш, поэтому я ограничиваюсь указанием на отчаянное положение нашего полка. 22-го февраля в 6 с половиной часов вечера под артиллерийским огнем в небольшой неизвестной деревушке, южнее Ликампу.
Майор Окоши.
Генерал-майору Намбу Дено”
Передав это письмо солдату, майор Окоши прострелил себе голову. Час спустя ползком прибывает в штаб почти умирающий солдат; на спине у него привязано знамя полка, а в фуражке письмо. Так исполнил он свое поручение».