Генерал

Весь офлаг мог смело сверять часы, когда в половине четвертого пополудни по центральной аллее меж старыми бараками прогуливались две фигуры: двухметровая Трухина в старой, но все же с шиком сидевшей советской генеральской форме, и крошечная Мальцева в неизвестно откуда полученном штатском. Первая вышагивала, неся корпус и голову почти неподвижно, вторая наскакивала петушком.

– Партия строится лишь на железной дисциплине, вам ли того не знать? – шипел Мальцев. – И у нас есть прекрасные образцы, не побоюсь этих сравнений.

– Ну, милееейший, – растягивая гласные, как в разговоре с официантом или кучером, улыбнулся Трухин, – мне того никак знать невозможно, ибо никогда ни в какой партии не состоял. В гимназии соблазнялся эсерством – да Бог миловал. А, во-вторых, настоящая русская партия и не должна брать себе в образцы никакие иные, тем паче запятнавшие себя именно борьбой с русским народом… Вот добились вы названия российской – и что? Почему российской, а не русской? Боитесь, что немцы обвинят в национализме? Ворон ворону глаз не выклюет. И что за абсурд «народно-трудовая»? Что это за двухголовый монстр, когда есть просто два русских хороших и всем понятных слова: народная и трудовая? Или вы рассчитываете только на образованных людей? Тогда и затевать не стоило.

– Знаете, ваше прекраснодушие уже погубило Россию! И не раз, между прочим! Нет, у нас есть только два примера: ВКПб и НСДАП. Структурированная, проверенная форма, подотчетность…

– …знаю-знаю, что вы сейчас скажете! Подчинение меньшинства большинству и весь этот демократический централизм. Это, милееейший, хорошо в армии, а не в свободном сообществе свободных людей.

– Свободных людей! – весь так и передернулся Мальцев. – Да где вы их видели и видите, генерал?! Эти? – Он махнул в сторону нескольких, судя по возрасту, лейтенантов, куривших одну папиросу на всех и полностью поглощенных счетом затяжек у каждого. – Или в Советах, среди своей офицерни, которые пили, дебоширили да баб насиловали? Это не люди, генерал, это, в чем совершенно согласен с немцами, просто унтерменши. А потому и стоять во главе партии должны немцы.

– Я уже в курсе, милейший. Кстати, вот он идет, ваш юберменш. – Трухин лениво повернулся в сторону подходившего к ним стройного молодого офицера.

Мальцев выкинул руку, а Трухин небрежно поднес свою к фуражке.

– Добрый день, – весело, с любопытством переводя взгляд с одного на другого, поздоровался немец. – Рад, что две стороны одного дела пытаются найти общий язык. Зондерфюрер[37] фон Зиверс, – представился он Трухину. – Не жду взаимного ответа, поскольку документы ваши читал и с господином Штрик-Штрикфельдом беседовал. Впрочем, у меня к вам есть еще вопросы, прежде чем сообщу вам приятную новость. – Зиверс неожиданно перешел на немецкий:

– Herr Truchin, ich weiss, dass Strickfeld schon mit Ihnen daruber gesprochen hat, aber wir haben neues Material erhalten und wollen eine Antwort.

– Ich bin bereit, Ihnen Ihre Fragen zu beantworten. Nach Moglichkeit, versteht sich.

– Wie uns bekannt ist, wurde der Dekan Ihrer besonderen Fakultat im Juli 1937 verhaftet. [38]

– Leider, ja. Das ist mir bekannt.

– Ist Ihnen dann ebenfalls bekannt, dass er bei der Anhorung ausserte, er sei vor einem Jahr mit Ihnen auf einer Kriegsinspektionsreise gewesen…

– Kriegsinspektorenreise, Sonderfuhrer.

– …und habe dort den Oberleiter des Oberst-Lehrganges von Truchin mit dem Ziel einer Verschworung fur eine antisowietisch-faschistische Organisation angeworben. – Зиверс сделал паузу, желая насладиться произведенным впечатлением, но надменное лицо Трухина оставалось равнодушным. – Was sagen Sie dazu?

– Ich sage nur, dass die Aussagen des ungluckseligen Pavlovs moglicherweise die einzigen waren. Oder auch, dass ich keinen hohen Rang hatte, ich war nicht Mitglied der Partei. Ich bitte Sie, wer braucht mich schon?

– Und dennoch gibt es Hunderte wie Sie, und sogar solche mit tieferem Rang.

– Ich kann Ihnen nicht mehr berichten, Sonderfuhrer. Und meinen Bruder, Sergej, haben sie ein Jahr vor dem Krieg gegen Finnland trotzdem festgenommen und erschossen. Also… entschuldigen Sie, Sonderfuhrer.

– Aber Truchin, Sie haben meine Neuigkeit nicht mal zu Ende gehort![39] – крикнул ему в спину Зиверс.

– Ich hore.

– Die Leitung hat die russische Diaspora in Berlin um Hilfe gebeten. Bald werden Postsendungen eintreffen…

– Danke, мне вполне хватает пайка.

– …und die Gottesdienste werden erlaubt werden[40].

И губы Трухина свел мучительный спазм.