Через час все было кончено: пожар потушен, чердак и крыша осмотрены, прохудившиеся кирпичи борова заложены новыми.
Пошли спать.
Александр Васильевич издевался над Прошкой, который так струсил:
- Аника-воин. В стольких баталиях со мною был, а пожара испугался!
- Он, ваше сиятельство, боялся, как бы его Катюша вдовой не осталась,язвил Мишка.
Прохор чувствовал свой конфуз - молчал. Только раз буркнул в оправдание:
- В бою - одно, а тут - спросонья... Заорали, с ума сойдя...
Суворов лежал улыбаясь. Настроение у него поднялось: все-таки какая-то встряска. Все-таки в однообразную чреду этих похожих друг на друга дней ворвалось какое-то необычайное, хотя и пустяковое происшествие.
III
"То-то обрадуется дядюшка царскому приглашению приехать в Петербург!"-думал Андрюша Горчаков, подъезжая к селу Кончанскому.
Конечно, жить в такой глухомани одному, не иметь возможности ни поехать куда-либо, ни принять у себя, не получать писем и не писать самому просто ужасно. И какой приятной неожиданностью будет старику приезд его, пусть себе племянника, но как ни как царского флигель-адъютанта.
Андрюша то и дело высовывался из саней посмотреть, не видать ли. Но кругом были лес и поля, нигде никаких огней, и только o бок дороги то тут, то там светились огненные точки: волчьи глаза или так мерещится?
Наконец где-то впереди глухо тявкнула сторожкая собака. За ней другая, уже смелее и звонче. Значит, жилье близко.
Все - Андрюша, ямщик, лошади - ободрились.
И еще через некоторое время Андрюша различил впереди церковную колокольню и темные группы изб.
Ныряя то вверх, то вниз, едучи то где-то в преисподней, так что жерди забора оказывались выше лошадей, то вдруг взбираясь по сугробам наверх, и тогда полозья саней стучали о колья утонувшего в снегу забора, выбрались в улицу села. Село все было занесено снегом.
В нос ударил приятный запах душистого сена - миновали сенные сараи. Пахнуло дымом - пошли дома.
Увидев длинную шею колодезного журавля, переливчато заржали кони.
Вот проехали темную громаду барского дома и служб. Андрюша знал, что дом совсем плох, что дядюшка живет где-то возле церкви, на самом краю села, и так было сказано ямщику.
Избы темны - хотя бы в одной огонек. Но вот и церковь и немного поодаль - небольшой домик. В маленьком залепленном снегом окошке чуть светится скудный огонек.
Здесь!
Андрюша вылез и, путаясь в длинных полах дорожной шубы, подошел к окну. Легонько постучал в раму.
Показалось ему, или в самом деле за стеной раздались голоса. Но свет оставался на месте и только в одном окошке.
Андрюша стукнул еще раз. Прислушался.
Взвизгнула дверь, звякнула щеколда, и знакомый хриплый Прошкин голос неласково спросил:
- Кто там?
- Прошенька, это я, князь Андрей!
-Батюшки, князек! Откудова? - обрадовался Прошка, распахивая дверь.
- Из Петербурга. Ну, как вы тут горюете?
- Не приведи бог!
- Ничего, ничего. Вот поедем со мной в столицу!
Андрюша сам нашарил ручку двери и вошел в полутемную избу - свеча стояла за перегородкой, во второй комнате.
Горчаков сбросил с себя шубу, развязывал шарф.
- Кто там? - окликнул из-за перегородки Суворов.
- Дядюшка, это я, Андрюша.
- Замерз?
- Нет, ничего.
Горчаков вошел за перегородку.
- Как ваше здоровье? - целуясь, спросил он.
- Солдат да малых ребят бог бережет. Как дома живы-здоровы? Как Наташа с детьми? Как мама?
- Все здоровы. Сашенька уже говорит. Аркадий учится. Я, дядюшка, к вам от императора...
Александр Васильевич лежал, заложив руки за голову. Молчал, будто не к нему и не о нем речь.
- Его императорское величество вот что написал мне два дня назад,- не без важности доложил Андрюша.
Он достал из кармана бумагу и, не подходя к свече - видимо, читал ее столько раз, что помнил наизусть,- прочел:
Ехать Вам, князь, к графу Суворову, сказать ему от меня, что есть ли было что от него мне, я сего не помню; что может он ехать сюда, где, надеюсь, не будет поводу подавать своим поведением к наималейшему недоразумению.
Павел.
Александр Васильевич молчал. Андрюша удивился такому равнодушию:
- Что же вы, дядюшка, молчите?
- А чего говорить: не поеду!
- Как так? Почему?
- Я ему не маленький. То из службы выключает даже без мундира, то зовет. Мало ли что дураку на ум еще взбредет! У него не семь, а тридцать семь пятниц на одной неделе! Не поеду!
- Да эдак можно совсем государя прогневить. Надобно ехать!
- Сказал: не поеду! - отрезал Александр Васильевич и повернулся на бок.
Секунду молчали.
- Ты вот лучше поужинай,- отозвался наконец Александр Васильевич.Прошка!
- Я сыт, есть не хочу!
- Тогда ложись спать: поди, устал в дороге. Когда из Петербурга?
- Выехали позавчера в ночь.
- Где ляжешь? У нас тесно, не разойдешься: либо - печь, либо лавка...
- Пожалуй, и здесь будет хорошо,- сказал Горчаков.
Прошка стал стлать ему на лавке.
Андрюша раздевался и все продолжал доказывать дядюшке необходимость поездки. Александр Васильевич не отвечал, только изредка перебивал племянника:
- Аракчеев как, лютует?.. Репнин в почете? А французы Италию занимают... Ну, спи: утро вечера мудренее!