Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»

Александр Васильевич терпеть не мог придворных, осветленных на французскую стать, лишившихся чрез чужеземное образование русской души, – и обученных французскими учителями русских, подражающих во всем заграничным умникам, считал обезьянами, сороками, болтушками, а в особенности не жаловал тех из них, которые уверены были в себе, что они умны и разумны. Отчего в нем была такая антипатия к ним? Оттого, что пользы отечеству от них ни в каких случаях и ни в чем ожидать было нельзя.

Исторический анекдот

Былинным исполином из народной исторической песни предстаёт Суворов в «Певце во стане русских воинов». Овеянный духом северных преданий, Суворов, как воплощение защитника Родины, преподносится Жуковским в связи с державинской одой «На победы в Италии». Старый заступник России пригодился и через двенадцать лет после своей кончины. Он усмирил Бонапарта силами своих детей-учеников. И не случайно у Жуковского в печальной перекличке павших героев встречается обращение «отец Суворов».

Да, наш генералиссимус к тому времени стал уже поэтическим символом, вроде Леля, Северной Пальмиры, Брута, Аспазии, Семирамиды… И – русским воплощением Александра Македонского.

Для поэтов пушкинского Золотого века суворовская тема не была первостепенной. Они – дети первых десятилетий XIX века – были воспитаны на трёх последних кампаниях Наполеоновских войн, прежде всего – на Отечественной войне. Ученики Суворова – князь Багратион, князь Кутузов, казак Платов – символизировали для них то, что для Державина, Кострова, Дмитриева символизировал Суворов. Доблесть, славу, патриотизм. Это не означает полного исчезновения суворовской темы в русской поэзии – просто с первого плана генералиссимус переместился в сторону от главных событий эпохи романтических эгоистов. Суворова вспоминали как «отца», патриарха русской армии, как национального гения – таковыми в то время считались Пётр Великий, Екатерина да Михайло Васильевич Ломоносов. Вызывали интерес и даже почитались также Александр Данилович Меншиков, писатели Гаврила Романович Державин и Иван Андреевич Крылов, талантливейшие из «екатерининских орлов» – Потёмкин, Румянцев, Панин, Безбородко. В этом ряду удостоившихся «гражданской канонизации» очень скоро оказались и полководцы-герои 1812 года, и Н. М. Карамзин, А. С. Пушкин, М. И. Глинка – тайновидцы отечественной культуры века XIX. Суворов занял почётное место в пантеоне прославленных «отцов нации».

Именно как один из отцов нации выступает Суворов в патриотической поэзии, посвященной событиям 1812–1815 годов, в поэзии декабристов и их современников. Суворова упоминали Е. А. Баратынский и П. И. Вяземский. Поэтическую надпись «К портрету Суворова» составил ещё в 1802 году автор популярных в 1812 году воинских патриотических песен И. А. Кованько:

Се образец вождей, победы князь, сын славы,
Кумир для ратников, прямой восторг пиит,
Враг неги, гордости, честь Росския державы,
Перун бунтовщиков; монархов, мира – щит.

Вообще героическая эпоха противостояния России и гиены началась с суворовских походов 1799 и завершилась (чтобы затем возобновиться) крахом наполеоновских Ста дней и Венским конгрессом 1815 года. Кондратий Рылеев – один из декабристских вождей – в 1813 году написал оду «Любовь к Отчизне», в которой нас интересует следующая строфа:

Суворов чистою любовью
К своей Отчизне век пылал,
И, жертвуя именьем, кровью,
Ее врагов он поражал:
Его поляки трепетали,
Французы с турками дрожали.
Повсюду завсегда с тобой Любовь к
Отчизне, россиянин,
А с нею, с ней велик гражданин,
Ужасный для врагов герой.

Здесь угадываются тени задуманной, но так и не написанной Рылеевым думы «Суворов», которая могла бы занять достойное место в ряду рылеевских дум о Державине, Иване Сусанине, Ермаке… Трудно говорить об идеологическом единстве декабристов, но в Суворове их поколение привлекало многое. Дух сильной личности, патриота, великого русского человека. Засилье иноземцев угнетало и Рылеева, и Пестеля, и Муравьева, и Фёдора Глинку, а Суворов был для них примером подлинно русского героя.