Генеральная проверка

За счастье этого поколения отдавал сейчас свои последние силы и Гаврил Генов, находившийся в Фердинанде. Связь с Чипровцами все еще действовала. Он распорядился поддерживать ее непрерывно. Хвалил и подбадривал людей капитана Кунчева, обеспечивавших путь отхода повстанцев, отдавал последние распоряжения.

Со всех сторон в поисках спасения стекались разбитые отряды, люди просили совета. Одни повстанцы бежали прямо через леса и кукурузные поля к своим селам, где можно было спрятаться у близких. Другие уходили по балканским тропам искать овраги и пещеры, чтобы там приклонить свои измученные головы, пока минует вихрь и утихнут злые ветры. А были и такие, кто в одиночку блуждал по полям до тех пор, пока их не вылавливали фашисты. И не было для преследуемых приюта. Повсюду гремели выстрелы из винтовок и пулеметов, свистели пули и шрапнель, вздымали измученную землю разрывы орудийных снарядов, сея смерть.

Гаврил Генов все еще оставался в городе, из последних сил организовывал отступление повстанцев, торопясь завершить работу, пока в город не ворвались каратели. На конях и телегах, пешком, перекинув через плечо сумы, спешили люди к границе с надеждой спастись, чтобы потом вернуться снова и продолжить начатую борьбу.

А он смотрел на проходивших мимо него и с трудом сдерживал слезы.

«…Горько мне за неудавшееся дело, во имя которого я работал всю жизнь, и за тысячи жертв, которые понес беззащитный народ, — писал он жене. — Вышел, улицы пустые и страшные… В руке у меня был револьвер, и я ни в коем случае не сдался бы живым в руки озверевшего врага… Начали обстреливать Фердинанд и Живовцы, пора уходить…»

Так писал, он своей жене — учительнице Иванке Иванчевой, которая находилась в то время в Выршеце.

Но прежде чем покинуть город, он перешел притихшую улицу, ведущую к армейскому госпиталю. Над зданием развевался флаг Красного Креста. Гаврил вошел в притихшие коридоры и нашел там главного врача Стамена Илиева и сестру милосердия Станку Цекову.

— Вы готовы в дорогу? — спросил он их.

— Я не намерен оставлять свой пост, товарищ Генов, — ответил доктор Илиев. — Здесь много больных, которые нуждаются в моей помощи.

— Подумайте, доктор…

— Мы лечим всех одинаково… Они не посмеют тронуть нас и больных…

— Доктор Илиев, вы наивны! Для фашистов не существует Женевской конвенции! Вы напрасно думаете, что они вас пощадят. Флаг с красным крестом, который вы водрузили над больницей, не имеет абсолютно никакого значения для фашистов!

— И я то же самое ему говорю, товарищ Генов, — вмешалась сестра милосердия Цекова, — но он стоит на своем. Говорю ему: это же звери, а не люди…

— Нет, — твердо сказал доктор Илиев. — Я не покину своего поста. Я не могу оставить больных…

Гаврил Генов вошел в большой зал, чтобы взглянуть на раненых. Он искал брата своей жены, Исая Иванчева, который во время восстания заболел и лежал теперь с высокой температурой. С трудом он нашел его в одном из углов, недалеко от окна. Увидев Гаврила, больной чуть приподнялся. На вопрос: «Идет ли он?» — ответил:

— Нет, бай Гаврил, я не участвовал в восстании, следовательно, у них нет оснований меня трогать. Я все время был болен. Да я сейчас, не смогу и двух шагов сделать.

Гаврил с грустью посмотрел на него:

— Прости, Исай, я пришел только предупредить тебя. Может, перевезем тебя на телеге до Соточино? А там посмотрим… Советую тебе уехать отсюда. Тебя они не пощадят…

Исай не стал его слушать и все повторял:

— Нет у них оснований!

Гаврил простился со всеми. Идя к выходу из здания, в одной из комнат он увидел, две пустующие постели, спросил, чьи они. Ему сказали, что одна из них — капитана Попова из Врачанского гарнизона, а другая — бывшего околийского начальника Григорова. Поинтересовался, где сейчас Попов и Григоров. Ему ответили, что они скрылись сразу же, как только услышали орудийные залпы наступающей армии.

— Но они ведь были больные? — недоумевал Гаврил.

Врач и сестры в ответ только пожали плечами.

— У них классовое чутье развито сильнее, чем у вас! — упрекнул их Гаврил. — Они знают, что делают, а вы ждете, когда с вами расправятся!..

Простился за руку со всеми и ушел. Вслед за ним, быстро сняв свой белый халат, покинула госпиталь молодая сестра милосердия Станка Цекова.

Канонада продолжалась. Дрожали оконные стекла. Падала штукатурка со стен старенькой, превращенной в госпиталь гостиницы. Скрипели двери. От этого тишина в промежутках между залпами становилась еще более зловещей.

Много лет спустя бывшая сестра милосердия Станка Цекова, ставшая партийным и государственным деятелем, будет вспоминать: